Отыскали Жермена, который уже занялся своими делами, и послали его к госпоже герцогине.
– Кто дал вам это письмо? – с нескрываемым волнением спросила она.
– Швейцар, – ответил Жермен.
– Немедленно позовите сюда швейцара.
Швейцар явился, нельзя сказать чтобы немедленно, это показалось бы неправдоподобным, но в конце концов достаточно быстро для такого значительного лица.
Это был превосходный швейцар, каких поставляет предместье Сент-Оноре, с лицом префекта, с генеральским брюшком; такой обходится недешево.
На вопросы герцогини швейцар мог бы ответить: это касается только моей жены, но он проявил великодушие.
– Какой-то несчастный, жалкий, растрепанный, – сказал он. – Ему велели подождать за воротами.
– И он еще здесь? – торопливо спросила Лили.
– Прошу прощения у госпожи герцогини, он ушел. Моя хозяйка, я хочу сказать, моя супруга по своим делам подошла к воротам, и этот бедняга, который довольно долго ждал, сказал ей: «Раз герцогиня не хочет принять меня сегодня, я вернусь завтра…» Он еще прибавил: «Герцогине хорошо известно мое имя».
И я запомнил его имя, – сам себя перебил на этом месте швейцар, – оно странное: его зовут Медор.
– Медор, – сдавленно повторила госпожа де Шав. Она отпустила швейцара и рухнула в кресло, еще раз повторив:
– Медор!
В голове у нее помутилось: тучи мыслей, роившиеся в ее мозгу, причиняли ей боль.
Четырнадцать лет тому назад она оставила этот портрет в своей каморке вместе со всем, что у нее было.
Конечно, она собиралась вернуться туда или по меньшей мере послать кого-нибудь за этими бесценными реликвиями, но события стали разворачиваться с нежданной быстротой; тот, кто увел ее, не дал ей времени на размышления.
Карета, в которую она села вместе с господином герцогом де Шав у дверей дома, отвезла ее на железнодорожный вокзал, и через час после того, как она покинула свое жилище, скорый поезд уже мчал ее в Гавр, к морю.
Она часто жалела об оставленных вещах, которые утешали бы ее в ее горе; главным образом, о колыбельке – о колыбельке, полной игрушек, платьиц, воротничков, с лежавшим в ней высохшим букетом сирени, подношением доброй молочницы.
Как живо пробудились все эти воспоминания при имени Медора!
Медор был здесь, кроткий и преданный Медор, он тоже смотрел на колыбельку, тоже плакал, слушая стоны юной матери.
Она сохранила всего одну реликвию, и эта реликвия принесла ей счастье; это был маленький браслетик с застежкой из позолоченной меди, который принес ей сегодня господин маркиз де Розенталь.
Какая игра случая! Накануне того самого дня, того страшного дня, Королева-Малютка сломала проволоку, на которой держался браслет. Лили положила его в карман, чтобы отдать в починку, но, поскольку после того, как пропала Королева-Малютка, починка – увы! – стала бессмысленной, Лили оставила браслет у себя.
Судите сами, как она им дорожила! Только это обстоятельство и могло заставить ее обратиться к ясновидящей.
Маркиз де Розенталь! Медор!
Сколько событий за один день!
Однако же мысль о Медоре почему-то не радовала Лили – напротив, в ней зарождались сомнения.
Она сохранила признательное и нежное воспоминание об этом славном существе; она часто говорила себе: хотела бы я его найти, чтобы сделать счастливым.
И вот теперь она боялась Медора.
Этот страх сразу объяснится, как только мы расскажем, какая мысль пришла в голову Лили.
Лили хотела верить словам маркиза де Розенталя; ей необходимо было верить в них, и Лили тихонько шептала:
– А если Медор принесет мне доказательство того, что все это ложь?
Почему он явился? И почему с тех пор, как он явился, Лили с ужасом отталкивала мысль, что эта ее мечта может развеяться?
На вопрос, зачем он пришел, этот славный бедняга Медор сам, должно быть, не сумел бы найти вразумительного ответа.
Конечно, он пришел не за подачкой. Но только ли желание увидеть Глорьетту привело его сюда?
Он достаточно сильно любил ее. Те несколько дней, когда он охранял обезумевшую юную мать, лежа, словно пес, в дровяном сарае, были для него драгоценнейшим воспоминанием. Собственно говоря, он не жил ни до, ни после: в те несколько дней вместилась вся его жизнь.
И все же он пришел не только для того, чтобы увидеть Глорьетту.
