повернул голову к окнам его светлости и увидел за стеклами бешено мечущиеся тени.
– Пусть разбираются сами! – прошептал он.
И продолжил путь к ограде, сказав человеку с саквояжем:
– Ну-ка, открой нам этот последний замок!
В ту же секунду он в ужасе отскочил, увидев, что калитка открыта.
Его колебания длились, однако, не больше двух-трех секунд.
– Погасите фонари, – приказал он. – Оружие держите наготове, пройдем через рощу и – спасайся кто может!
И они ринулись под деревья.
В эту грозовую ночь шум их шагов сразу же затерялся во все возрастающем грохоте и треске бури.
Но через несколько мгновений в этом дьявольском мраке стали слышны раскаты хохота.
– Ах, ты, кажется, хотел видеть физиономию шпагоглотателя? – произнес чей-то голос.
Прорезавшая тучи молния осветила на мгновение такую картину: четыре человека стоят далеко друг от друга, и каждый окружен бандитами с занесенными ножами.
В сторонке неподвижно стояли члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков», в центре группы выделялось бледное под шапкой черных волос лицо Саладена.
И снова стемнело.
– Спасибо, – сказал тот же голос. – Ты сделал за нас всю работу.
И под затихающие раскаты грома отдал приказ:
– Отрубите ветку!
За этими словами последовали сдавленные крики, жалобный стон… потом все стихло.
Как только Джоджа и его спутники покинули спальню господина герцога де Шав, мадемуазель Сапфир открыла глаза и подняла голову. Лицо ее было белее мела.
Прекрасная статуя ожила. В ее взгляде можно было прочесть мужественную решимость.
Она прислушалась к звукам удалявшихся шагов, потом спрыгнула с кровати и направилась к двери.
– Здесь только один коридор, – сказала она, – и я, должно быть, легко найду покои госпожи герцогини де Шав.
Сначала ее пошатывало, потом шаги стали тверже – она шла, исполненная отваги, а мысль о том, что надо послать помощь Гектору, укрепляла ее силы.
Галерея была длинной и почти совсем темной. Только в конце мерцал прерывающейся свет угасающей лампы.
Сапфир дошла до того места, где виконт Джоджа сказал: «Тише! Не станем будить госпожу герцогиню!»
Здесь было несколько дверей. Сапфир наугад повернула ручку одной из них, и дверь открылась.
Перед ней оказалась темная комната; в противоположной от входа стене был широкий проем с приподнятыми портьерами. В комнате за портьерами горела лампа.
Лампа стояла на ночном столике у постели, где лежала женщина.
Госпожа де Шав читала, подперев голову рукой. Сапфир могла разглядеть ее изможденное и бледное прекрасное лицо.
Девушка прижала руку к груди: сердце, казалось, готово было выскочить из нее.
Мадам де Шав, похоже, была поглощена чтением. Нам знакомо письмо, которое она держала в руке, – оно было написано той же ночью в приемной первого этажа одним их тех двоих, что с такой настойчивостью требовали свидания сначала с госпожой герцогиней, а потом с господином герцогом.
В письме было написано следующее:
«Сударыня, я прихожу уже не в первый раз. Это я послал Вам портрет Лили с Королевой-Малюткой на руках.
Королева-Малютка не умерла. Жюстина жива, и Вы найдете ее достойной Вас, несмотря на странное ремесло, которому ей пришлось выучиться. Она живет с бедными добрыми людьми, которые пришли ей на помощь и которым Вы должны быть благодарны. Она танцует на канате. Ее зовут мадемуазель Сапфир.
Сударыня, я хочу видеть Вас, потому что ей угрожает серьезная опасность, – а может быть, и Вам тоже. Я вернусь завтра рано утром. Даже если Вы смертельно больны, мне необходимо увидеться с Вами».
Письмо было подписано именем, которое мадам де Шав прочитала сразу же, едва успела пробежать первые строчки. Это имя вызвало у нее множество воспоминаний: «Медор».
Медор! Но ведь когда-то этот славный парень не умел писать, а почерк этого письма похож на… Может ли это быть?
Лили почувствовала, что сходит с ума.
Тем не менее она внимательно читала, а сердце ее сжималось от тоски: как она была обманута! – и одновременно отчаянно колотилось в порыве радости.
