– С тобой? Как хорошо! – воскликнула малышка.
– Нет, – покачала головой Лили, – с мадам Нобле, которая водит туда гулять детей.
В ответ – недовольная гримаска. Лили улыбнулась. Матери любят, когда дети не хотят с ними расставаться.
Лили поставила дочку в большой таз и принялась обливать ее водой.
– А ты? – осведомилась Королева-Малютка. – Ты останешься здесь?
– Я пойду относить работу, – объяснила Лили. – И мы получим немного денег. Тогда я отведу тебя туда, куда давно обещала; там нам сделают твой портрет, и мы пошлем его папочке.
Они уже раз были у фотографа, но тогда Королева-Малютка была совсем крошкой и не могла сидеть смирно.
И на фотографии получилась Лили, державшая на руках облачко.
Однако снимок не был выброшен, ибо – уж не знаю, каким образом – вышло так, что облачко улыбалось.
Королева-Малютка спросила:
– А на портрете будет моя вишенка?
Хотя ребенок был совершенно мокрым, юная мать нежно обняла его и ответила:
– Мне бы очень хотелось, но точно сказать не могу.
– Ты же говорила, что папочка всегда радовался, когда смотрел на мою вишенку! – вскричала малышка.
Лили поднесла к лицу платок, чтобы стереть попавшую на щеки воду, а может быть, и непрошеную слезу. Есть слова, само звучание которых может мгновенно воскресить счастливое прошлое.
И малышка, и ее мать были, в сущности, совершенными детьми. Детьми становимся и мы, рассказывая о них или перечитывая нашу историю. Поэтому ребячеством больше, ребячеством меньше… Надеюсь, читатель простит нас.
На теле Королевы-Малютки было родимое пятно удивительной формы: настоящая красная вишенка, блестящая, с золотистым отливом, словно эта ягодка долго зрела на солнышке.
Оно возникло в результате странной и загадочной работы, которую проделывают вместе природа и материнский организм. У женщины, ожидающей ребенка, часто бывают противоречивые, иногда совершенно неосуществимые желания, и появившееся на свет дитя нередко несет на себе отпечаток неудовлетворенного каприза матери. Таким образом, потомство мадам Канады могло бы, к примеру, обладать родимыми пятнами, напоминающими растекшиеся лужицы ее знаменитого кофе или доброго винца и покрывающими синевой пол-лица. Подобные явления безобразны.
Но когда вместо диких фантазий, рожденных нищетой, молодых женщин увлекают мечты о том, к чему стремятся счастливые матери – к цветам, например, – все получается совсем по-другому.
Дюма-сын, написавший прекрасную книгу «Дама с камелиями», вполне мог бы найти в благородном жилище Сен-Жерменского предместья название для другой книги: оно было бы столь же изысканным, но гораздо более целомудренным.
«Дама с розами» не прячет великолепных волос, как некоторые маркизы: свои густые черные кудри она распускает по плечам. Разумеется, только рука супруга или дуновение ветерка имеют право приподнять эту роскошную завесу и явить миру две бледные розы, которые страстное желание ее матери запечатлело божественной пастелью на нежнейшей шейке этой прелестнейшей из женщин.
Напомню, что в народе такие пятна именуются «родиминками» и по каждому из них судят о том, что хотелось будущей матери.
А Лили, дикарке Лили, ужасно хотелось вишен.
В те времена, когда красавчик-студент Жюстен был без ума от Лили и ее крошки, он долгими часами играл с малюткой, лежавшей в колыбели, и, находя вишенку, радовался, как дитя.
Однако вишенка никак не могла получиться на портрете. Случай поместил ее на то место, которое бывает чаще всего скрыто под одеждой: справа, между плечом и грудью, ближе к подмышке.
Прежде, чем надеть на девочку рубашку, белизной своей соперничающую со снегом, Лили с тяжким вздохом поцеловала вишенку.
– Ты всегда говоришь, что папа любит нас, – продолжала Жюстина. – Тогда зачем ему портрет, чтобы приехать к нам?
– Он не может делать то, что ему хочется, – отвечала Лили. – Давай сюда ножки.
Ножки скользнули в панталончики с оборками, ниспадавшими на белые чулочки в голубую полосочку. Затем пришла очередь начищенных до блеска ботиночек.
– Так, значит, наш папа несчастен? – снова спросила девочка.
– Да, потому что он далеко от тебя… – вздохнула Лили. – А теперь корсет!
Корсет Лили изготовила своими руками, высчитав каждый сантиметр, чтобы ненароком не сдавить хрупкую и нежную талию ребенка; косынку на шею и воротничок тоже вышивала сама Лили.
– Бедного папочку надо любить, крепко любить! – воскликнула женщина.
– Но не так, как тебя, мамочка? – вопросительно взглянула на нее дочь.
– Нет, так же, как меня… – убежденно ответила Лили. – Дай мне ручки.
И бедная Глорьетта подумала:
