Когда он был маленьким, то добивался от нее слезами всего, чего хотел. Став мужчиной, он, в свою очередь, не мог устоять против слез.
– Обними меня, – повторила графиня, – обними от всего сердца. Случилось несчастье, большое несчастье, и ты, возможно, никогда не простишь мне того, что я сделала!
Жюстен недоверчиво улыбнулся. Она протянула ему раскрытое письмо. Жюстен, едва взглянув в него, в изнеможении рухнул в кресло.
Графиня опустилась перед ним на колени.
– Ты все еще любишь ее, – прошептала она, – любишь больше меня! Ты видишь, ты же сам видишь! Никогда ты не сможешь простить мне!
Жюстен привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
– Я прощаю вам, матушка, – сказал он.
Но глаза его неотрывно смотрели на дрожащие каракули, молившие о помощи.
– Десять дней! – подумал он вслух.
– У меня нет никого, кроме тебя, – произнесла графиня, как если бы он обрушил на нее град упреков. – Если бы ты знал, что значишь для меня!
– Матушка, я вам прощаю, – повторил Жюстен. Однако он был так бледен, что графиня, страдая всей душой, спрятала лицо в ладонях с воплем:
– О, ты ее любишь! Любишь!
Вместо ответа Жюстен, быть может, бессознательно, поднес к губам бумагу с каракулями Лили.
– Вы сказали мне: «Ты хочешь, чтобы я умерла от горя?» Ах, я очень сильно люблю вас, матушка! Я бросил ее ради вас!
Графиня повторила, будто обезумев:
– У меня никого нет, кроме тебя!
– А у нее был ребенок, это правда, – еле слышно промолвил Жюстен. – Когда я уехал, она нашла утешение в нем. Теперь она осталась одна…
– Хочешь, я поеду к ней? – вскричала графиня, поднявшись на ноги.
Жюстен покачал головой.
– Вы ни в чем не виноваты, матушка, – сказал он, – ни передо мной, ни перед ней. Вы живете в светском обществе и действовали сообразно светским понятиям. А у меня трусливая душа и подлое сердце. Что мне до света? Но я поступил так, словно стал его рабом. Ах, я очень сильно люблю вас!
Графиня обхватила его голову руками и стала страстно целовать.
– Мой Жюстен! – пролепетала она. – Мой сын! Сердце мое!
Но Жюстен, позволяя ласкать себя, продолжал говорить:
– Девочка потерялась! Она ждет меня уже десять дней! Быть может, ее уже нет в живых!
И он, в свою очередь, попытался встать.
– Ты уезжаешь! – в ужасе графиня. – Ты не вернешься!
Жюстен, уже сделавший первый шаг к двери, прижал ладони ко лбу и поник головой.
Графиня выпрямилась с решимостью мужчины.
– Я же сказала тебе, что поеду, – воскликнула она, уже не в силах сдержать волнения. – Я буду ее любить, если так нужно. О Господи! Любить ее! Я сойду с ума!
Но Жюстен не слышал. С ним случился сердечный спазм, и почти всю ночь он пролежал без сознания.
Наутро было приказано запрягать лошадей: Жюстен с матерью отправлялись в Тур.
В дороге никто не произнес ни слова.
На вокзале графиня в момент прощания сказала:
– Сын мой, благодарю вас за счастливые дни, дарованные мне. Я молилась и размышляла всю ночь. Есть то, что преодолеть невозможно. Вам придется сделать выбор между ею и мной.
– Я сделаю этот выбор, матушка, – ответил Жюстен, чьи глаза были сухи.
Последний мучительный поцелуй, и Жюстен вошел в вагон.
Графиня на мгновение оцепенела.
Накануне она произнесла: «Я буду любить ее, если так нужно…»
В карету она села одна. Кучер удивился, не слыша рыданий. Когда она вернулась в замок, слуги при виде ее сказали друг другу: «Мадам постарела на двадцать лет!»
Поезд шел в Париж.
Из своего окна графиня могла видеть, как он движется по равнине, оставляя за собой длинный шлейф дыма.
Она преклонила колени перед распятием и надолго застыла в неподвижности, потом легла в постель, хотя солнце еще не достигло зенита.
