виду лишь задачи, которые приходится мне решать, и трудности, с которыми мне приходится справляться. Впрочем, довольно хвалиться!
Я веду речь о полиции. У каждого из нас – у короля и у меня – она своя. Только королевская чем-то напоминает белого волка – она столь же заметна и ее так же опасаются.
Моя полиция – совсем другое дело. Мои люди ничем не выделяются из толпы, и когда они идут по улице, никто не скажет им вслед: вон, глядите, прошел полицейский.
Неплохо, правда?
Но как только мне нужно разгадать тайну, причем неважно, к какому времени она относится – к прошлому или настоящему, я зову своих полицейских. Так порой обращаются за помощью к ясновидящим или гадалкам.
Впрочем, я знаю, что и ясновидящие, и гадалки частенько врут, а еще чаще искренне заблуждаются.
Моя полиция не может солгать, она всегда правдива. Спустя короткое время после нашей первой встречи с вами я написала на карточке ваше имя и ваш адрес.
Фамилия Карпантье не так уж редка. И должна вам признаться, что воспоминания, которые у меня возникли, были столь туманны, что я не придала им никакого значения. Мне даже в голову не пришло, что вы можете быть дочерью Винсента.
Невдомек было мне и то, что вы связаны с Ренье, которого я знала как художника. Ему я как-то заказывала картину.
Кроме фамилии и адреса, я написала на своей карточке следующую просьбу:
– И вы получили ответ, мадам? – прервала ее вопросом девушка, и в голосе ее все еще звучало недоверие.
– Я получила несколько ответов.
– И наверное, противоречивых?
– Правда всегда одна. Все ответы дополняли друг друга. Когда я собрала их вместе, у меня возникла полная картина.
– Значит, мадам, – сказала Ирен, – вы знаете обо мне куда больше, чем я сама.
– Похоже, что так, – подтвердила графиня. – Да, думаю, так оно и есть.
Обе замолчали. Многое, очень многое хотела бы выяснить Ирен, но ни единого слова не слетело с ее губ.
Наконец графиня указала пальчиком на письмо Карпантье, что лежало поверх неоконченной работы подле перевернутого портрета шевалье Мора.
– Если только, – проговорила графиня, – если только последнее письмо вашего отца не открыло вам всю правду.
– Его последнее письмо, – тихо ответила девушка, – ничем не отличается от всех предыдущих.
– Если только, – продолжала Маргарита, указывая теперь уже не на письмо, а на портрет, – если только в минуты, когда вы смотрели на оригинал этой миниатюры, Бог не научил вас отличать ложь от правды...
Ирен опустила ресницы. Первой заговорила опять Маргарита:
– В один прекрасный день, теперь уже довольно отдаленный, вы, покоренная светлыми воспоминаниями детства, справились со своей нерешительностью и согласились отдать руку Ренье. В этот день вы получили два письма, суть которых я вам сейчас напомню.
Первое было написано незнакомым почерком и гласило примерно следующее:
– Вы правы, – прошептала глубоко взволнованная Ирен. – Таким оно и было, это письмо.
– Тем лучше. Значит, память меня не подводит. Второе письмо...
– Но я никому его не показывала, мадам! – вскричала Ирен.
– Второе письмо, – продолжала холодно графиня, – если я, конечно, не ошибаюсь, содержало следующие слова:
– Имени шевалье Мора там не стояло, – сказала девушка.
– Верно, – согласилась Маргарита. – Тогда это имя еще не было придумано. Там стояло:
Ирен опустила голову, а Маргарита продолжала:
– Свадьба с Ренье была отложена и так и не состоялась. Вы воспользовались серьезным предлогом: перед замужеством вы хотели преклонить колени у могилы своего отца. Вы поехали в Штольберг.
– С Ренье, мадам!
