замков так и веяло безнадежностью.
За дверьми говорили мало и очень тихо.
Редко-редко когда оттуда доносился пронзительный, словно крик стервятника, голос Адели.
Устав вести длительные военные действия, Клотильда, улыбаясь, поднялась к себе. Природа не отказала ей ни в веселости, ни в мужестве, и, возможно, ее нежную, полную любви улыбку, вызвало воспоминание о разговоре с Жоржем, но очень скоро улыбка вновь сменилась печалью, и в минуту, когда мы переступили порог ее уютной комнатки, она грустно о чем-то размышляла, сидя в изножье своей кровати. Время текло, но она этого не замечала. Пробили часы на колокольне Сен-Поль, но Клотильда не считала ударов.
Она взглянула на стенные часы, но они остановились.
Решив хотя бы узнать, не рассвело ли, она подошла к окну и приподняла занавеску.
Небо было еще темным, и его освещала только луна, то появлявшаяся, то вновь исчезавшая за тучами, однако во дворе, где ярко сиял фонарь, Клотильда заметила какого-то человека.
Вором он быть не мог, потому что их огромный пес, что постоянно нес ночную службу, бродил по двору совершенно спокойно; не был это и привратник или кто-нибудь из слуг: их Клотильда узнала бы сразу.
Так кто же это?
И какая необходимость выгнала из дому этого ночного работягу, что трудился над чем-то во дворе, не желая дожидаться рассвета?
В помощь любопытству Клотильды были ее юные глаза. Она не узнала работника, потому что никогда прежде его не видела, но, приглядываясь, поняла, что он делает. Он приподнимал одну из плит дорожки, что вела от боковой двери к калитке.
Вскоре Клотильда увидела открывшийся тайничок; незнакомец наклонился над ним, что-то вытащил и спрятал этот предмет у себя под одеждой.
Собака, наблюдавшая за ним, очень напоминала присяжного свидетеля.
Потом Клотильда заметила, что в тайничок бросили нечто, весьма похожее на связку бумаг.
Любопытство ее было доведено до крайности, и она не потратила много времени на то, чтобы решить для себя, как поступить. Решение пришло мгновенно: она отправится туда сама и все выяснит, чем бы это ей ни грозило.
Что она надеялась найти? Клотильда об этом не задумывалась.
Ее давно окружали опасности и одолевало беспокойство, а ночной темноты она бояться отвыкла.
Наш незнакомец не положил еще на место плиты, а Клотильда уже торопливо и бесшумно спускалась по черной лестнице, которая вела к боковой двери. Наудачу она прихватила с собой небольшой крючок, с помощью которого обычно шнуровала ботинки: рычаг, конечно, не очень надежный, но все же лучше, чем ничего.
Когда она открыла дверь, во дворе уже никого не было. Она пошла по дорожке, выложенной гранитными плитами, пытаясь угадать, какую из них приподнимали.
Клотильда не знала заветного числа одиннадцать, а плит тут было великое множество – не очень больших квадратных, устилавших дорожку, ведшую вокруг всего двора.
Однако Клотильде повезло.
Влажные круглые собачьи следы темнели на плитах; но вот их цепочка оборвалась: это собака уселась перед открытым тайником.
Клотильда, не раздумывая, опустилась на колени и попробовала приподнять следующую плиту. Мы не станем утверждать, что ей это удалось столь же быстро, как полковнику, но в конце концов с помощью своего крючка она ее все-таки подняла.
В глубине тайника лежали три листка бумаги.
Спустя минуту девушка была уже у себя в спальне – задохнувшаяся от бега и с колотящимся сердцем.
Интересно, что бы вы ощущали, окажись вы на ее месте? Вам было бы совестно?
А вот Клотильда не чувствовала ни малейших угрызений совести.
Сев у лампы, она развернула первый листок бумаги и прочитала:
Не знаю, как передать выражение, что появилось на подвижном личике впечатлительной девушки, но что это было не удивление – знаю точно.
Ясные глаза ее потемнели, когда она прочитала имя госпожи герцогини, а с губ сорвались слова:
– Я не права, я не должна была ненавидеть его матушку!
И она швырнула документ на кровать. Раздумье, а может быть, и гнев проложили складку между ее бровей.
Второй листок, который она развернула, оказался свидетельством о рождении Альберта-Вильяма- Генриха Стюарта Фиц-Роя де Клар, сына герцога Вильяма и Анжелы, рожденного в Глазго 30 мая 1829 года.
– Альберт! – прошептала она. – Так значит, Жорж не герцог де Клар! Что ж, тем лучше! Да-да, это просто замечательно! Мои догадки были верны.