– Десяти су бы не пожалел, чтобы оказаться сейчас дома!
– Не толкайтесь, невежа!
– Спасайся кто может! Жандармы собрались стрелять!
Очень хотелось убежать, но еще больше хотелось посмотреть, чем все это кончится. Людское море, вскипев, продолжало бушевать вокруг жандармов, а те сохраняли неподвижность и идеальную выправку.
В этом шумном круговороте возле лошадей послышался звонкий голосок:
– Последние новости! Убийство на улице Виктуар! Пять обвиняемых, из которых четверо осуждены заочно! Две жертвы! Банда Кадэ! Черные Мантии! Ле-Маншо! Покупайте газету! Всего одно су!
Горластому торговцу – пареньку в блузе – тут же надавали тумаков, и он с забавными жалобами ринулся прочь, прорвавшись чуть ли не между ногами лошадей.
В этом шуме и гаме никто не заметил, что узник ухитрился поднырнуть под карету. Ларсоннер все это время стоял перед экипажем и крепко кого-то держал.
Парнишка с газетами и узник оказались под каретой одновременно. Маншо не шарахнулся от юноши, а тот мигом натянул на беглеца свою блузу, нахлобучил ему на голову фуражку со сползающим на нос козырьком, накинул на плечо ремень с ящиком, полным газет, и шепнул:
– Вперед! Удачи!
С этими словами паренек исчез.
Клеман вылез из-под кареты с противоположной стороны, как раз там, где стояла лошадь жандарма, охранявшего вторую дверцу экипажа.
Жандарм сидел неподвижно, но вдруг его лошадь, словно пришпоренная, взвилась на дыбы, а потом хорошенько крутанула задом. Зеваки взвыли. Клеман тут же растворился в толпе.
– Прошу прощения, извините, – твердил он, пробираясь в этом скопище людей. – Я вас толкнул своим ящиком? Ничего не поделаешь! На хлеб-то нужно зарабатывать!
– Когда работник еще и учтив, упрекнуть его не в чем, – ответил господин Мартен. – Проходите смело, дружок!
Клеман поблагодарил. Кто-то шепнул ему прямо в ухо:
– На Королевской площади
– Все никак не увезут! – негодовала между тем толпа. – Экие разгильдяи! Чего, спрашивается, копаются? А ведь на содержание этих бездельников идут наши налоги!
– Ле-Маншо-то уже в карете? Или как? Что-то я его не вижу!
– Был тут все время… Погодите! Говорят, его ищут?.. Давайте послушаем!
Люди, собравшиеся между каретой и тюрьмой, волновались все больше. То и дело слышались тревожные вопросы:
– Осужденный! Где осужденный?
– Его держал господин Ларсоннер. Я видел!
Возбужденная толпа хлынула на улицу Сент-Антуан. И в этом потоке двигался против течения немолодой мужчина. Это стоило ему таких неимоверных усилий, что он без конца утирал пот со лба.
– Прошу вас, пропустите меня, – то и дело повторял этот человек. – Что случилось? Несчастье? Я – начальник тюрьмы, господин Бюэн.
Имя Бюэна передавалось из уст в уста, и толпа расступалась перед этим достойным господином.
Три или четыре надзирателя бросились к нему с разных сторон и принялись что-то нашептывать своему патрону.
Совершенно растерянный господин Бюэн оповестил всех о неожиданной новости, громко вскрикнув:
– Сбежал?! Осужденный?! Господи! Да не может этого быть!
Народ возликовал.
Слегка избитые не жаловались больше на синяки, придавленные мигом утешились. Радовались не самому побегу, а своему личному участию в столь значительном событии, о котором можно будет рассказывать потом долгие годы, порицая зевак – вечный источник беспорядков, критикуя администрацию, состоящую как всегда из растяп, ругая полицию и жандармерию, словом, с полным правом браня и осуждая всех и вся.
Вот это и было истинным счастьем, это и вызывало бурное ликование.
– Сбежал! Сбежал! Сбежал! А они все тут! Дюжина идиотов!
– Как сбежал? Вы что-нибудь заметили?
– Ничего, мадам! Исчез, как фокусник в цирке!
– Бесследно!
– Нынешние мошенники, однако, – ловкие парни! Господин Бюэн стоял перед воротами тюрьмы и спрашивал с безнадежно печальным видом:
– Почему меня не предупредили? Ведь все знали, где меня найти. И я оставил приказ, чтобы за мной немедленно послали, если вдруг прибудет карета.
