– Могла бы, конечно…
– Так в чем же дело?
– Как будто ты не знаешь… Одна тетка Агафья чего стоит, – в замешательстве, не зная, что ответить, невольно призналась Глаша. Отвернувшись, посмотрела в открытое окно на дремлющую зелень сада, где вечерний прохладный воздух густо наполнялся запахом зрелой клубники.
– Я-то кое-что знаю, да помалкиваю… – Соколов стряхнул с папиросы пепел в цветочную плошку, размышляя о том, как продолжить этот щекотливый и неприятный для обоих разговор. – Вот курить надо бы бросить, да разве тут бросишь…
– Вы что-то хотели мне сказать, Михаил Лукьянович? – осторожно спросила она.
– Сразу, сношенька, не скажешь. Ломаю голову, кого б тебе в помощники определить. Раз решилась стать самостоятельной – не хочу, чтобы ты сорвалась. – Соколов говорил совсем не то, что ему хотелось сказать.
– Я думаю с нашим Колей попробовать, – неуверенно проговорила Глаша.
– Мальчишку за штурвал? Тоже нашла механизатора! – Голос Соколова прозвучал вызывающе громко и насмешливо.
– Он же хорошо знает и любит машину, да и практика у него есть, – возразила Глаша.
– Практика! Вы, может, нас с Мартьяном на соревнование вызовете?
– Возможно. А почему бы и нет? – Тон деверя не только сердил ее, но и до крайности изумлял. Раньше она как-то привыкла и мирилась с его непререкаемостью, а сейчас это уже было слишком.
– Валяйте! Мы вам вместо переходящего знамени Колькину портянку на агрегат пришпилим. Так и в условиях запишем.
– Ну и пожалуйста! – задетая его оскорбительной насмешкой, кратко ответила она.
– Нашла работягу! Он без меня, говорят, каждый день в футбол гонял да вон с птичницами на ферме цыплят выводил.
– Он там всю электропроводку сменил. А в прошлом году, когда я болела, разве не он меня заменил? Надо, отец, быть справедливым, а вы…
– Да, я отец, лучше знаю своего сына и с наждачком его продраю. Не защищай. Вон Дашка замуж собралась! Это что ж такое?
Соколов вскочил, потом снова сел и достал из пачки вторую сигарету.
– Но ведь должно же это когда-нибудь случиться, – сказала спокойно Глаша, мысленно посмеиваясь над вспышкой деверя, припоминая непоколебимую Дашину настойчивость, с которой она вот уже длительное время отстаивала свою любовь к Феде Сушкину и воевала с родителями. Откуда что взялось. Глаша даже немножко гордилась племянницей.
– Не хочу, чтоб такое случилось, как у Мартьяна с Варварой. Он из угла в угол мечется и тебе проходу не дает. Не хотелось мне о том говорить, но приходится…
– И не следовало, Михаил Лукьянович. – Глафира поднялась со стула и направилась к двери.
– А я желаю поговорить. Это всей нашей семьи касается.
– Это касается только меня одной, – твердо проговорила Глаша и, схватив лейку, выбежала в сад.
– Это, папаша, уже невыносимо! – раздался из горницы голос Николая. Он ловко выпрыгнул через окно из комнаты на веранду и остановился против отца, взбудораженный и рассерженный. – Я протестую, старик!
– Ты откуда взялся? – удивленно и немного растерянно заговорил Михаил Лукьянович.
– На ракете, из космоса! – выпалил Николай.
– Как ты с отцом разговариваешь?
– А как ты со снохой калякал? Знатный комбайнер! Сила! Наверное, на Марсе было слышно… Как тебе, батя… ай-яй-яй!
– Замолчи!
– Не намерен больше молчать! – петушился перед отцом Николай, широкоплечий и длинный. – Портянкой грозишься, а мы вот рванем с Глашей и тебе на самую трубу мешковину повесим, так и знай!
– Тебя вон тянет гонять в футбол и в дурачка, сынок, играть. А ты в механизаторы лезешь, – поддразнивал его отец.
– Смотри, как бы ты сам не остался с последним козыришком. Зазнался ты, батя, вот что я тебе скажу.
– Колька! – рявкнул Соколов.
– Чего вы на весь дом раскричались? – спросила вошедшая Анна Сергеевна.
– А ты спроси его, мама, до чего он тетю Глашу довел. Она убежала вся в слезах, – сказал Николай.
– Ну что с тобой, Миша! Не успел приехать, кидаешься на всех…
– Он, как наш покойный дед, Никифор Иванович, скоро начнет на каждого палкой махать. «Метода воспитания» называется… – не унимался Николай.
– Замолчишь ты или нет, школяр? – разворчался родитель.
