– Значит, в курсе! – Молодцов, безусловно, догадывался, зачем приехал секретарь райкома. Понял это и Агафон, беспокойно и выжидающе поглядывая на тяжеловатое задумчивое лицо человека, приехавшего решать его судьбу.
– Читал, – мельком взглянув на застывшую фигуру Агафона, ответил Константинов. – Сердитый мужик! Мы, пожалуй, Иван Михайлович, отпустим его. Поколотить бы его, конечно, надо… но ведь не сладишь с ним, вот какой большой! Идите, товарищ Чертыковцев. Я полагаю, мы еще с вами встретимся и потолкуем.
Константинов не ожидал, что встретит корреспондента на квартире директора, и к такому обоюдному собеседованию не был готов. Сначала ему хотелось поговорить с директором, выяснить, какую он займет позицию. Необходимо было узнать его точку зрения и лишь после этого ставить вопрос на обсуждение партийного актива.
– Ты выяснил свои с ним отношения? – когда ушел Агафон, спросил Константинов.
– Мои отношения?.. – вопрос застал Молодцова врасплох. Ответить на него было не так просто. Ивану Михайловичу тоже хотелось бы знать, что думает об этом скандальном деле секретарь райкома. Всерьез собирается намылить холку писаке или так, для красного словца сказал? – Откуда он только взялся на мою голову! Вот мое отношение! – зло и непримиримо заключил директор.
– Я прислал, – сказал Константинов.
– Спасибо за такой кадр.
– Значит, ты считаешь, что статья неправильная и тебя оклеветали? Так или нет? – прямо и жестко поставил вопрос секретарь райкома.
– Нет. Я так не считаю. На бумаге все будто выглядит правдой, подтвержденной бухгалтерскими цифрами, а вот на деле…
– Что на деле? Убытков нет, недостатков тоже, одни сплошные успехи? Реляцию нужно писать для наград…
– На такое я никогда не рассчитывал.
– Вот и напрасно! Мне было бы куда легче подписать бумагу на твой орден, чем разбирать такую корреспонденцию.
– Многое в статье подмечено правильно. Но разве только моя вина в этом? Есть же и объективные причины, – возразил Молодцов.
– Вот все эти причины на открытом партийном собрании ты и объяснишь. Народ выслушает и скажет свое слово.
– На открытом?
– Да, на открытом. На повестке дня будет стоять один вопрос.
– Как конкретно он будет стоять? – спросил директор. Для него важна была не только сущность вопроса, но и сама формулировка.
– Ребром, – насмешливо ответил Константинов. – Я вызвал твоих соседей из «Горного», «Приуральского», «Степного» – директоров, главных инженеров, главных бухгалтеров.
Этого Молодцов совсем не ожидал. Значит, собрание, да еще открытое, пройдет не просто по-деловому, а с громкой, на весь район и область трещоткой. Посмотрев на Константинова, он тревожно спросил:
– Раз один вопрос, значит, будем обсуждать статью. Ну и как, персонально в отношении меня?
– Мне кажется, нельзя так узко ставить этот вопрос, – ответил Антон Николаевич.
Молодцов облегченно, словно после большой пробежки, вздохнул. Но для него это была секундная передышка.
– Формулировка будет очень краткой, – продолжал Константинов, – о нашем директоре совхоза.
– Вот-вот, и я говорю… – обиженно обронил Молодцов.
– Да пойми ты: не только о тебе, а о том, каким должен быть наш директор, – пояснил Константинов.
Такая постановка вопроса настолько была непривычной и казалась опасной, что Иван Михайлович нашелся не сразу. Барабаня пальцами по клеенке, сцепив крепко зубы, он шевелил желваками. Потом протянул руку к лежащей на столе пачке «Казбека». Курить захотелось нестерпимо.
Антон Николаевич накрыл коробку ладонью, отодвинул ее в сторону.
– Э-э! Не выйдет, приятель! – проговорил он и, погрозив пальцем, добавил: – Может, запьешь горькую?
– А что мне осталось делать? Если вы так решили – не просто прогнать, а разобрать по старым косточкам, с треском, то не стоит разводить дипломатию. Сказал бы прямо: так и так, валяй, друг, на пенсию!
– Ничего я не решал и не собираюсь. Пусть народ, коммунисты скажут свое мнение, а ты – твое, но не о себе только, а о том, каким должен быть наш директор и что мешает ему быть таким. Понял?
– Мне же нужно как-то подготовиться, доклад о работе сделать. Нельзя так с бухты-барахты… – разгоряченно протестовал Молодцов.
– Никаких таких докладов и речей не будет. На две минуты я сделаю вступительное слово. А может быть, даже поручим открыть Соколову, прочитаем статью и сразу приступим к обсуждению…
– Новое дело!.. Лучше уж связать мне руки и пустить к козлам в кошару, пусть бодают сколько вздумается! – с горькой усмешкой проговорил Иван Михайлович. И то, что он обижался лишь за себя, как директор, рассердило секретаря.
– Людей нельзя уподоблять твоим козлам. Если ты боишься партийного разговора, значит, чувствуешь
