ударник.
Работать мне приходилось не только в поверочном бюро патронного завода, но и на стрельбище, построенном для обучения гарнизона Токио. Здесь все было всегда тщательно подготовлено. Деревянные щиты заранее расставлены и к ним прибиты пристрелочные мишеньки. Когда я приезжал, стрелки уже ждали меня на своих местах — около пристрелочных станков. Для защиты от страшного, нестерпимого зноя всегда развешивался небольшой тент.
Из каждой винтовки выпускалось не спеша, с хорошим прицеливанием по десять пуль. Дистанция стрельбы достигала здесь трехсот метров.
После того как выстреливались все десять пуль, я определял на мишенях среднюю точку попадания. Для этого надо было провести на пристрелочной мишеньке вертикальную линию так, чтобы половина пробоин оставалась справа от нее, а другая половина — слева. Затем я проводил такую же горизонтальную линию, оставляя половину пробоин в верхней части и половину в нижней. Пересечение таких двух линий и давало среднюю точку попадания. Потом я смотрел, какие пять пуль ближе всего к этой точке. Из этих пяти пуль я выбирал наиболее удаленную и определял расстояние до нее от средней точки. Этот радиус не должен был превышать определенного предела. Если же он выходил за установленный предел, то кучность боя была плохой и винтовка браковалась.
При всех стрельбах я записывал число полученных осечек, обращая на это особое внимание. Определялось также и число прицельных выстрелов, которое стрелки могли сделать в одну минуту. Осечек было немного, а скорострельность в среднем была такой же, как и у русской винтовки, — около десяти выстрелов в минуту.
В перерывах между стрельбой все мы, и офицеры и солдаты, вповалку ложились на землю, закуривали трубки, папиросы. Я с завистью смотрел на ту непринужденность, какая была в отношениях между японским солдатом и офицером в минуты отдыха. Не замечал я ни забитости, ни запуганности, которые всегда проскальзывали в царской армии не только в отношении солдата к офицеру, но даже и низшего командного состава к высшему.
Бросалась в глаза также и другая особенность в характере японцев — это необычайная аккуратность. Приведу маленький штрих. На одном из военных заводов в Токио я производил контрольную проверку патронов стрельбой. Желая ускорить эту процедуру, я сам открыл ящик с патронами и стал вырывать куски картона, покрывающего сверху пачки. Моментально японские солдаты вежливо отстранили меня и отнесли ящики подальше. И долго потом они разглаживали измятые и порванные куски картона, с укоризной посматривая на меня. В свою очередь, они аккуратно вынимали картон из ящиков и складывали его в стороне, чтобы использовать для новой укладки. Я был сильно сконфужен этой немой сценой.
День 6 ноября
Настал для нашей миссии знаменательный день, когда мы смогли наконец отправить первую партию японских винтовок непосредственно для нужд фронта.
Рано утром мы поехали в Иокогаму, где на рейде должен был грузиться «Екатеринослав» — русский пароход Добровольного флота.
От Токио до Иокогамы около часа езды. Иокогаму можно назвать гаванью японской столицы. Сюда заходят пароходы всех крупных компаний, поддерживающих сношения между Европой, Америкой, Восточной Азией и Японией. Этот город является центром европейской торговли с Японией; здесь находится и самая многочисленная иностранная колония, состоящая главным образом из англичан и американцев. Ни в одном японском городе я не видел столько европейских домов, контор, деловых учреждений, гостиниц, как в Иокогаме.
Главная улица пролегает вдоль моря. Она сплошь переполнена дорогими магазинами, рассчитанными главным образом на туристов, покупающих различные предметы на память о Японии. Дома иностранных купцов расположены преимущественно в возвышенной части города. Они окружены садиками, в которых пышно цветут японские розы и хризантемы. Дивный вид открывается отсюда на порт и Тихий океан.
Мы подъехали к гавани и на катере направились к «Екатеринославу». Нас окружили наши соотечественники, завязались разговоры о войне, о России, о жизни в Японии.
Вскоре началась погрузка. К борту парохода одна за другой приставали громадные шаланды с ящиками, содержащими винтовки и патроны. Заработал подъемный кран, легко подымая четырехпудовую поклажу и опуская ее в трюм.
Время от времени к пароходу причаливали японские джонки, по трапу проворно взбирались к нам продавцы всяких безделушек, и начинался торг, обычный для всякого порта и гавани.
Работа кипела, громадные трюмы парохода наполнились винтовками и патронами для русской армии.
Спустя несколько часов я стоял на пристани и долго смотрел вслед удалявшемуся пароходу, который быстро уходил в темно-голубую даль Тихого океана, туда, в Россию, на родину…
Это было 6 ноября 1914 года.
Священный город
— Весь запас японских винтовок, собранных из гарнизонов центральной части Японии, уже исчерпан, — сказал мне через переводчика начальник главного артиллерийского управления японской армии. — Вам надлежит теперь отправиться для приемки на юг, на оружейный завод в Осаке и в склад, расположенный в Симоносеки. Все распоряжения относительно вашей командировки мною уже сделаны.
Получив директиву, я хотел немедленно уйти, но начальник управления задержал мою руку и, улыбаясь, добавил:
— Выезжая из Токио, обязательно побывайте в Никко, одном из самых интересных наших центров. Наша народная поговорка гласит: «Кто не видел Никко, тог не может судить о прекрасном».
На другой день я поехал с переводчиком Ватанабэ в Никко.
Город храмов, как его называют, расположен в сотне километров от Токио, высоко в горах. Никко — излюбленное место для японских пилигримов, стекающихся сюда поклониться гробнице Иеясси, объединителя империи. Иностранцы также часто посещают Никко, привлекаемые живописной местностью, чудными лесами, высоким расположением города среди гор, а главное, свежестью и прохладой, которыми отличаются эти места. Недалеко от Никко, около горного озера Сюдзендзи, расположены дачи различных дипломатических миссий.
Никко прорезает речка Даягава, вытекающая из озера Сюдзендзи. Она спускается с гор многими водопадами и увеличивает восхитительное впечатление от красивой местности. Через эту речку перекинуты два моста. Один, из красного лакированного дерева, был заперт. Оказалось, что он предназначен только для императора, когда тот приезжает поклониться праху Иеясси. Другой мост, похуже, — для простых смертных. Мы перешли по нему и очутились в роскошном лесу. Гигантские криптомерии, напоминающие нашу лиственницу, вздымались кверху, как огромные башни. Пышные кедры и туи образовали великолепную зеленую чащу. Громадное пространство покрыто этим величественным мрачным лесом. Шесть человек с трудом могут обхватить, взявшись за руки, гигантские стволы деревьев. Тишина и полумрак царствуют в лесу, луч солнца не может пробиться через гущу деревьев. Деревья опушки защищают середину леса от ветров. И среди этой величественной тишины гений человека создал свое собственное творение — чарующей красоты храмы, пагоды, каменные изваяния. Искусство японцев отличалось вычурностью. Она проявлялась и в контурах самих зданий и в украшении их стен резьбой, позолотой, живописью. Почти все постройки здесь сделаны из дерева. Мне показалось удивительным, как могут они стоять по 700-800 лет и не разрушаться. Оказывается, японские строители покрывают крыши,
