— И не проси! — Нина присела на пенек, отвернулась. — Собирай вещи...
— Не командуй! — Алексей наступил сапогом на костыль, с хрустом переломил его, потом проделал то же самое со вторым и бросил обломки под елку.
— Что ты делаешь? — крикнула Нина.
— Спешился! — Прихрамывая, Алексей пошел по тропинке в лес и даже не оглянулся. А Нина и не окликнула. В госпиталь он больше не вернулся...
Приказ о выступлении был уже отдан. Ждали только сигнала.
На другой день, подходя к лагерю разведчиков, Нина встретила на тропинке Яшу Воробьева с котелком в руках.
Заметив ее, Яша хотел было свернуть в кусты, но Нина его окликнула.
— Лейтенант здесь? — спросила Нина.
— Какой лейтенант? — Воробьев смотрел на Нину невинными, непонимающими глазами.
Еще с вечера Шаповаленко перевязал Алексею рану, наложив на нее какой-то лекарственный лист, а Салазкин и Торба завьючили его коня. Сообща решили, что из-за болячки оставаться не следует. О том, что он остался в эскадроне, Гордиенков велел пока молчать. И вот Яша нес Алексею обед. Из котелка выглядывала куриная нога, сверху, на блюдце, лежали яйца.
— Не знаешь, какой лейтенант?
— Уот те Христос, не знаю, товарищ «доктор». Ведь у нас тут лейтенантов-то разве один? — уклончиво отвечал Яша. — Извините, тороплюсь...
Нина поймала его за рукав.
— А обед кому несешь?
— Да уот себе хлёбова маленько сварил... Вы у ребят спросите, может, они знают. Уот они за теми кусточками картошку варят. Салазкин свои стишки читает, — в газете напечатали, написал мировые. Вы пройдите, может, они видели...
В лагере разведчиков кони уже подседланы с полным вьюком, шалаши и пирамиды опустели, оружие все на плечах. Кругом валялись разбитые патронные ящики, промасленный пергамент, на колу висела немецкая каска с простреленной свастикой.
Торба подкидывал в костер дрова. Салазкин и Павлюк чистили картошку. Шаповаленко сидел на ящике и что-то писал в тетрадке. Костер горел плохо, только дымил. Захар, наклонившись, пытался раздуть огонь, захлебываясь дымом, отворачивался, морщился. Последние дни Захар ходил мрачный и злой. Анюта прислала ему такой ответ, что он даже не знал, что и думать: «Приедешь, тогда узнаешь...»
Шаповаленко закрыл тетрадь, сунул ее за голенище. Внимательно осмотрел котелок, в который Салазкин положил картошку, заметил хозяйственным тоном:
— Порезать надо.
— Кто затеял варить? Ты! — ворчал Торба. — А сам сидит, як писарь, да еще учит. Барабули захотел...
— В бой идешь, — краще заправиться треба. Патрон побольше — и сюда, — Шаповаленко показал на живот и на карманы.
— Думаешь, не пробьет? — усмехнулся Захар.
— Часом, попадешь на тот свет, будешь из кармана барабулю доставать и исты, а то колысь там райский аттестат форменный дадут!..
Заиграл веселый смешок, но тут же оборвался. Подошли Нина и Яша Воробьев. Яша шел сзади и делал хлопцам таинственные знаки.
— А у вас тут весело! — поздоровавшись с казаками, проговорила Нина.
— Тише, товарищ военфельдшер, у нас Филипп завещание сочиняет. — Торба, сдерживая смех, наклонился к костру.
— Чистые портянки надел, — заметил Салазкин, — осталось закусить поплотнее — и на тот свет готов...
— Треплются, як балабошки! — Шаповаленко укоризненно покачал головой. — Тошно слухать... Язык, як добрая сабля, а силенки — пивфунта... Це мой земляк, — Филипп показал пальцем на Торбу, — силы у него, як у великого дурня, а ума не хватает костра распалить. Вин смеется, що я пишу...
— А может, вы, «господин вахмистр», мемуары сочиняете? Меня там не забудьте! — не унимался Салазкин.
— Зараз я на войне, — продолжал Филипп Афанасьевич, — а думка моя о мирной жизни. Почему Филипп Шаповаленко добровольцем пошел? Потому, что он воюет за мир! И должен писать о мирной жизни! А этот мне еще о каких-то «мамуарах» толкует! Тьфу... Варил бы скорей картошку!
— Верно! — поддержала Нина. — А то лейтенант у вас вторые сутки не евши сидит...
— Ну, уж нет! Вчера я ему курочку...
— Филипп! — крикнул Торба. — Глянь, кони там не отвязались?
— Где спрятали? — решительно спросила Нина. — Показывайте!
— Я ему курочку в госпиталь возил... Понимаете? — Шаповаленко пробовал вывернуться.
— Вы, Филипп Афанасьевич, не юлите. Куда Воробьев пошел? Тут не до шуток. Если узнает полковник Доватор...
— Никто не узнает! Ни який полковник! — под свирепым взглядом Торбы заявил Шаповаленко. — Нельзя ему оставаться, товарищ военфельдшер, а рана що — заживет... Устроим все, як полагается. Нас еще ни один цыган не обманул!
— Кого это вы тут обманывать собираетесь?
Из кустов вышли Доватор и подполковник Карпенков.
Все быстро повскакали с мест. После длительной и неловкой паузы Торба кинул руку к кубанке и гаркнул во всю мочь:
— Товарищ полковник! Разведчики, смирно! Товарищи разведчики... — он запнулся и замолчал.
— Ну, ну, — Доватор ободряюще кивнул ему головой.
Но робость перехватила горло Захару, точно костью подавился. Все слова вылетели из головы.
— Растерялся трошки, — смущенно пробормотал Торба.
— А вот так, случайно, немецкого полковника встретишь, тогда что?
— А там побачим, товарищ полковник! — отвечал Захар.
— Побачим! — прищурив глаза, повторил Доватор. — Смотри, как нужно рапортовать! Ты будешь полковник, а я младший сержант — командир отделения.
Доватор с кавалерийским шиком, под смех и одобрительные возгласы казаков, отдал Торбе положенный рапорт.
Потом спросил Шаповаленко:
— Ты, Филипп Афанасьевич, кого надуть собирался?
— Да тут, товарищ полковник, дело одно... — замялся казак.
— Он нам рассказал, как цыгану коня променял! — вмешалась Нина.
— Обмануть меня хотел, чертяка! — начал Шаповаленко, обрадованный неожиданной поддержкой.
— Ну и как? — не поднимал головы, спросил Доватор.
— Куда там!.. Шоб меня... Да я...
— Конечно!.. Тебя, старого запевалу, на коне не объедешь! Ты кого хочешь с ума сведешь, тем более при помощи военфельдшера Селезневой... Вот лейтенант Гордиенков начал уже костыли ломать... Вы помогали ему? — Доватор в упор посмотрел на Нину.
— Честное слово, сам!.. — растерялась Нина.
Обернувшись к Карпенкову, Доватор сказал:
— Запишите военфельдшеру пять суток ареста и Филиппу Афанасьевичу тоже... Чтоб не обманывали и уважали приказы командира! А лейтенанта Гордиенкова, — где он у них тут скрывается? — под ружьем отправить в медсанбат!..
Доватор поговорил с казаками, осмотрел вьючку, поласкал привязанных коней. Как ни в чем не бывало шутил. Взял на поверку пять автоматов, выпустил несколько трескучих очередей
— Смотрите, какое могучее оружие нам рабочие делают! В тысячу раз лучше немецких. Разве мы
