предложении вновь войти в правительство первым вице-премьером. Он выглядел очень взволнованным и воодушевленным.
Я высказал некоторые сомнения. На этот раз он будет под началом у Черномырдина – готов ли он к такому положению? Ни о какой самостоятельности здесь и речи не будет. Гайдар сказал, что ему обещали полную свободу действий, а со мной он, безусловно, сработается. Я настаивал на своих сомнениях. На том и разошлись. А мои опасения жизнь подтвердила на сто процентов.
В момент выхода 21 сентября 1993 года знаменитого Указа № 1400 Виктор Черномырдин собрал членов правительства на Старой площади и объявил о принятом Президентом решении, затем мы молча заслушали объявление по телевидению. Настроение у присутствующих было не на высоте – никто не знал, что будет дальше.
Черномырдин попросил присутствующих высказаться 'за' или 'против'. 'Против', насколько я помню, никто не выступил. Так начался период ожесточенного противоборства, когда парламент оставался в Белом Доме и не расходился, а исполнительная власть не знала, что предпринять, так как не хотела прибегать к прямому насилию.
Мне запомнилось воспоследовавшее вскоре совещание, которое вел премьер – там происходили удивительные вещи. Царило ощущение беспомощности и растерянности. Мне показалось даже, что многие для храбрости приняли дозу спиртного. Заседание походило на какой-то спектакль абсурда. То поднимут одного министра и требуют отключить в Белом Доме все телефоны, но почему-то сделать это нет возможности. То вдруг начинают интересоваться у 'гражданского' заместителя министра обороны А. Кокошина, кто он такой, и требуют, чтобы пришел кто-нибудь другой – в военной форме… Представители органов рапортовали, что иностранные резиденты ничего не предпринимают, и что про Белый Дом сами они ничего не знают – планов у них нет и т. д. Все пребывали в унынии. Только Черномырдин демонстрировал решительность и энергию.
Мы недоумевали, почему затягивается противостояние, почему силовики бездействуют? Ходили слухи, что министр обороны П. Грачев всячески уклоняется от активных действий и т. д. Позднее это подтвердил в своей книге и Президент Ельцин. Благодаря бездействию власти, 'сидение' парламентариев в Белом Доме продлевалось на неопределенный срок, и это еще больше дестабилизировало обстановку в обществе.
В разгар этих событий подал в отставку министр внешнеэкономических связей С. Глазьев, который длительное время перед тем 'флиртовал' с вице-президентом А. Руцким и не пользовался большой популярностью в правительстве. С. Глазьев – серьезный и прямой человек, но экономические взгляды его были весьма странны, а порой откровенно ошибочны (хотя по другим проблемам мы нормально сотрудничали). Мне кажется, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что среди реформаторов Глазьев, как экономист, был на втором плане, а у левых сразу стал экономической 'звездой'.
В дальнейшем С. Глазьев все больше 'опускался' в выборе союзников, зациклился на своих ошибочных экономических теориях, начал охаивать всех и вся. Издание книг под названием 'Геноцид' перевело его личную войну с реформами и реформаторами в разряд какой-то паранойи. Критического отношения к семидесяти годам советской власти у него вообще не осталось.
В конце сентября 1993 года мы с А. Шохиным отправились на ежегодную сессию МВФ и МБРР (он для этого заказал правительственный самолет). В стране политический кризис, а нам предстояло ехать обсуждать экономические вопросы и проблемы сотрудничества с международными финансовыми организациями.
Интересно, что вернулся я в Москву из Вашингтона именно 3 октября 1993 года. Самолет приземлился в Шереметьево примерно в 16.00 и, страшно устав от длительного перелета с пересадкой в Лондоне, я сразу поехал домой. Из дома я на всякий случай позвонил Гайдару и спросил, нет ли необходимости приехать в правительство. Он сказал мне, что такой необходимости нет.
Честно говоря, я сразу лег спать, так как был измотан – сказывалась большая разница во времени. Вдруг меня будит жена и говорит, что по телевидению выступает Гайдар и призывает всех москвичей прийти к зданию мэрии на Тверской улице для защиты завоеваний демократии. Я был шокирован и озадачен. Мне никто не звонил и ничего не говорил. Что это все значило? Я немедленно вызвал машину, чтобы ехать на Старую площадь в правительство.
Охрану мне, как и другим 'простым' членам правительства, дали сразу после начала сентябрьских событий. Охранников было трое, и работали они посменно, а в приемной в Минфине некоторое время сидел здоровенный омоновец в камуфляжной форме и с автоматом.
Ни до описываемых событий, ни после у меня никогда не было охраны. Собственно, она мне только мешала – с семьей выехать куда-то было трудно (не хватало места).
Надо сказать, что в 1993 году я однажды спросил главу охраны Президента А. Коржакова, насколько надежно телохранитель может защитить от профессионального наемного убийцы? Например, от снайпера, который стреляет с расстояния в один километр? Он ответил, что абсолютной гарантии защиты дать, разумеется, нельзя – охрана приставлена к нам, в первую очередь, для того, чтобы оградить нас от психов, непрофессионалов и хулиганов.
На Старой площади, когда я туда приехал (был уже вечер, часов десять), царило относительное спокойствие. Во всяком случае, делать мне там было нечего – как гражданское лицо, не допущенное к 'силовым' планам высшей власти, я ни в чем не участвовал. Я даже умудрился вздремнуть в комнате отдыха.
Однако потом у кого-то возник вопрос, есть ли у правительства резервы наличных денег на случай длительного продолжения беспорядков? В Минфине никогда не было наличных денег, а наши попытки дозвониться в Центробанк В. Геращенко в ту ночь не увенчались успехом. Там все как будто вымерли начальство найти не удалось.
Тогда мы связались с некоторыми коммерческими банками, в которых были тогда размещены счета правительства, и попросили привезти наши деньги наличными на Старую площадь. Некоторые банки (например, 'Мост-банк') очень быстро откликнулись. В. Гусинский даже просил Черномырдина дать им оружие он был одним из тех, кто не собирался отсиживаться в кустах (служба безопасности 'Моста' насчитывала тогда сотни людей и могла, в случае необходимости, представлять серьезную силу).
Мой заместитель позвонил тогда же руководству Гознака (фабрика по изготовлению денег), но там ему ни о чем договориться не удалось, поскольку Гознак по вопросам наличных денег работал исключительно с Центробанком.
Учитывая прямое указание премьер-министра и кризисную ситуацию, я взял на себя ответственность и дал письменный приказ Гознаку выдать десять миллиардов рублей, за которыми поехал на своих 'Жигулях' с двумя автоматчиками заместитель министра А. Вавилов. Деньги были сданы в аппарат Черномырдина. Сразу после окончания событий все деньги до единой копейки были возвращены Гознаку – слава Богу, они не потребовались.
Зная это, мне смешно было слышать на протяжении двух лет лживые измышления коммунистов о том, что Егор Гайдар в тот момент якобы взял государственные деньги и раздал их сторонникам исполнительной власти.
Одновременно было документально подтверждено, что руководитель Центрального банка В. Геращенко по нескольким чекам (есть их номера) выдал Белому Дому сотни миллионов наличных рублей. Деньги эти весьма патриотично раздавались защитникам парламента и использовались для поддержания политической напряженности.
Кстати, в тот момент было достаточно различных свидетельств о том, что Центробанк в лице В. Геращенко активно сотрудничает с Верховным Советом. То есть просто-напросто выступает против Президента. Тем не менее, при непонятной для меня поддержке Черномырдина и вопреки настояниям со стороны Чубайса и Гайдара, В. Геращенко вновь усидел в своем кресле, хотя ряд других проштрафившихся политиков (например, тогдашний генеральный прокурор В. Степанков) потеряли свои должности. Такое попустительство явилось большой политической ошибкой.
На следующий день (4 октября) конфликт был печальным образом разрешен. На мой взгляд, при наличии политической воли и необходимого профессионализма, вполне можно было бы избежать стрельбы
