проводила ночи в тихой беседе.
Эти два обстоятельства — обильный обед и бессонная ночь — делали особенно приятными минуты послеобеденного отдыха. Горе тому, кто бы нарушил сладостный покой императрицы!
Однажды, в знойную июньскую пору, государыня Елизавета Петровна изволила по обыкновению отдыхать.
На берегу царского пруда, в синеватой густой тени векового дуба камер-фрау разостлали ковер. Полулежа на шелковых подушках, ее величество сладко дремала. После обильной пищи и небольшого возлияния венгерского государыню одолевало легкое опьянение. Хотя стояла несносная жара, но с прудов обдавала прохлада. Покрытая шалями, государыня почивала. Фрау веером отгоняла от нее докучливых мух. Окружающие царедворцы хранили благоговейное молчание.
В эту столь возвышенную и благостную минуту вдруг совершилось неслыханное и непозволительное. Камер-юнгфера, усердно отгонявшая мух, неожиданно стала морщить свой припудренный носик и вдруг громко чихнула.
К ужасу всех, государыня открыла глаза, и рука ее потянулась к туфле. Быть камер-юнгфере битой по щекам! У царедворцев остановилось дыхание от страха.
Но в этой напряженной предгрозовой тишине за оградой дворцового парка внезапно раздался звонкий и чрезвычайно сладенький напев:
— Све-жа-я те-ля-ти-на!
Все с великим гневом устремили взоры на ограду, за которой с ношей на плечах шел молодец- разносчик. Гофмаршал покраснел, как индюк.
— Какая дерзость! — возмутился он и устремился вперед, но ее величество изволила благосклонно остановить его:
— Ах, оставьте!
Государыня приподнялась и напрягла слух. Разносчик, словно в угоду ей, стал повторять свой призыв к покупателям:
— Све-жа-я те-ля-ти-на! Све-жа-я те-ля-ти-на!
— Какой превосходный голос! — мечтательно вздохнула императрица.
Она обожала вокальное искусство и всех, обладавших голосом, весьма жаловала. Даже те, кто имел хоть малейшую склонность к пению, особо отмечались.
Придворные, следуя примеру государыни, угодливо стали прислушиваться.
— Сколь превосходный тембр, — повторила с умилением государыня и приказала: — Гофмаршал, озаботьтесь сию же минуту пригласить его ко мне!
Разносчика немедленно догнали и доставили в парк. Узнав, что перед ним государыня, молодец упал на колени и взмолился:
— Пощади, царица-матушка! Видит бог, телятина свежая.
— А ты пропой, какая телятина, — благосклонно улыбнулась императрица.
Молодец растерянно оглянулся на придворных, те подталкивали, ободряли его:
— Пой, орясина! Ну, пой, дурень…
«Господи, спаси меня и помилуй», — подумал молодец, глубоко вздохнул и во всю силу своих обширных легких грянул:
— Све-жа-я те-ля-ти-на!
— Сколь восхитительно! — умилилась государыня. — Гофмаршал, сего певуна извольте взять в поставщики для моей кухни.
У разносчика подкосились ноги, он бухнулся в землю:
— Матушка государыня, облагодетельствовать изволили!
Лакеи отвели молодца в гофинтендантскую контору, и там он назвался Савкой Собакиным. Гофинтендант склонил перед ним голову:
— По указу ее величества будем числить вас, сударь, в поставщиках императорского двора. Льстим себя надеждой отныне питаться отменно свежей телятиной.
Гофинтендант выложил перед Савкой горку червонцев:
— Извольте задаточек, сударь.
Савка жадно сгреб их.
— Премного благодарен, ваше сиятельство. Уж будьте покойны, телятину доставим отменную.
Облагодетельствованный не чуял под собой ног: «Шутка ли, поставщик двора ее императорского величества! Уж не морок ли то?»
Но червонцы в тугой кисе подтверждали счастливую перемену.
Молодец Савка Собакин недавно пешком пришел в Санкт-Петербург из своего родного городишка Осташкова, Тверской губернии. У него было родительское благословение да полтина в кармане. В столице малец упросился в артель и стал разносить по улицам телятину. Счастливец Савка к вечеру явился в артель и поклонился старосте:
— Времена ноне пошли, батюшка, невиданные; я жар-птицу, счастье свое, за хвост сграбастал. Отныне, батюшка, ты мне не указчик, а я тебе не холоп.
Бородатый староста ощерил пасть, прищурил лукавые глаза:
— Он как, ишь ты! А ну, дыхни, окаянец!
Савка, не смутясь, подошел к артельному старосте и дыхнул.
— Ишь ты! — весьма удивился мужик. — И не пахнет брагой!
Молодец присел к столу и загоготал на всю горницу:
— Не унюхал, кто я, то-то! Был Савка-разносчик, а ноне поставщик ее величества государыни- матушки Елизаветы Петровны. Он как! Чуял?
Артельный староста опасливо покосился на дверь:
— Братцы, рехнулся парень! Эх, Савка, Савка…
Но молодец, не долго думая, достал кису и со звоном высыпал на стол добротные червонцы.
— Он как, Савка!
— Ограбили! — ахнул артельный староста и заорал благим матом: — Караул! Детушки, вяжите разбойника!
Разносчики окружили Савку и начали его вязать…
Чем бы кончилась эта пренеприятная история, неизвестно. Весьма возможно, Савка не досчитался бы полдесятка зубов, и, что еще горше, исчезли бы со стола звонкие червонцы. Но в эту минуту красноречивых восклицаний и решительных действий внезапно за окном раздался стук колес, и к дому, в котором обитали разносчики, подкатила нарядная карета с дворянским гербом. С козел проворно соскочил рослый гайдук и открыл дверцу. Из кареты неторопливо вышел дородный господин в малиновом кафтане. Он осторожно поднялся на крылечко и степенно спросил:
— Поставщик ее величества двора купец Савка Собакин здесь изволит пребывать?
Эти слова поразили артельщиков как гром, — все рты разинули.
Прошло не малое время, пока все очнулись и вытолкали молодца на крыльцо;
— Савка… Савелий Яковлевич, тебя кличут!
Собакин не моргнул глазом, соблюдая достоинство, он поклонился приезжему:
— Чем могу служить, ваша милость? Господин надул выбритые до синевы щеки и с важным видом изрек:
— По поручению его светлости камергера двора князя Голицына, управляющим конторой коего я имею честь состоять, покорнейше прошу, ваше степенство, не отказать в любезности быть поставщиком, — господин тяжело перевел дух и поклонился.
Собакину немедленно был вручен задаток; он же не преминул его благосклонно принять…
В этот день суждено было поразить артель дальнейшими событиями. Весь день к Савке являлись нарочные, посыльные, дворецкие, — многие знатные вельможи, желая угодить государыне, поручали избранному ею поставщику снабжать их кухни телятиной.
Наконец-то артель воочию убедилась в несомненном счастии Савки. Все разводили руками и приговаривали:
— Ну и талант выпал Савке! Теперь успевай наш земляк загребать денежки! Не ходить теперь
