Наконец он вылетел на полянку с кострищем и Эскалибуром, который уже не возлежал вольготно, как прошлой ночью, а стоял на всех своих четырех лапах, напряженно полураспустив крылья. И угрожающе пофыркивал огненными клубами мимо древесных стволов. С появлением Тимофея дракон повернул голову в его сторону, прилежно обозрел его фигуру — даже с некоторым подозрением обозрел, как показалось Тимофею. Так и чувствовалось, что ожидали с этой стороны уже не его скромную персону, а успевшего сожрать бедного сенсея таракана-переростка. Вигала и Леха сидели наверху, на драконьей спине — две небольшие фигурки, воткнутые в частокол кресел. И Трегуб полз по багрово-черному боку Эскалибура, выставив на обозрение Тимофея детский зад, просвечивающий сквозь потрепанные рваные штанцы…
Короче, в их лагере наблюдалась полная эвакуация.
Леха что-то завопил сверху и зовуще так замахал руками. Прямо как Ярославна мужского пола, тоскующая по Тимофею с высоты драконьего гребня…
Он спохватился и в три прыжка добрался до багрово-черного брюха, поросшего дорожкой из скоб. Взобрался по ней, быстро перебирая руками.
Леха радостно развернулся лицом к Тимофею и заявил слегка подрагивающим голосом, в котором отдаленно слышались истерические нотки:
— Смываемся, браток! Вигала так и сказал — мол, попробуем сбежать отсюда… Мы ж в конце концов им ничем не обязаны, теткам этим! А они нас, стервы, мало того что попользовали, так теперь еще и скормить своему таракану хотят!
— Они хотели, мы попробовали, — пробормотал Тимофей, одной рукой выгребая из кресла крошку Трегуба, а другой расстегивая на себе куртку и запихивая за пазуху своего личного домового. — О славной гибели на поле боя мы с ними не договаривались. Неравный обмен — мы им удовольствие, они нам кота в мешке… Точнее таракана!
— Самоуверенный вы человек, Тимофей, — тут же насмешливо отозвался с переднего сиденья Вигала. — С чего вы взяли, что дамы получили-таки от вас удовольствие… А?
— Ага, — тут же набычился Леха, — ты еще скажи, что они, как воспитанные люди, даже и не заметили, что мы там были…
Из лесной чащи раздался треск. Дракон злобно заревел, пустив в сторону леса длинную огненную струю. И забил крыльями.
Они поднимались тяжелыми рывками, ступенями набирая высоту. Далеко внизу из лесной чащи высунулся длинный коричнево-серый овал, встал на дыбы, махая им вслед длинными суставчатыми конечностями. Что, мутировавший таракан пытался поймать улетающую добычу? А ведь прообразы этого монстра, обретавшиеся в Тимофеевой квартире, ко всему прочему и прыгать могли. И в высоту, и в длину — да еще ка-ак…
Тимофей поежился. А если эти лапки достанут улетающего Эскалибура? Тапочки на него нету соответствующей, и побольше, помощней…
Дракон вырвался на простор. Лес стремительно уносился вниз. И обернулся махрово-зеленой скатертью в бугорках и впадинах…
— Ур-ра! — счастливо завопил Леха. Даже ручками в воздухе помахал от радости, великовозрастное дитя нашего времени.
Дракон под ними чуть слышно фыркнул. И сделал это определенно с пренебрежением. Тимофей поежился. Вместе с ледяным ветерком, задувавшим за шиворот и раздувавшим щеки здесь, на высоте, в душу начали закрадываться сомнения. Как-то все это было… не по-мужски, что ли. Пообещали девушкам прикончить досаждавшую им тварь, а сами вместо этого фьють — и в небеса…
А если бы они остались? Что бы тогда случилось, и ежу понятно, — всей дружной троицей неминуемо попали бы в могучие лапки тараканомонстра… И там нехорошо, смертью попахивает так, что от страха аж скулы сводит, и тут, на безопасной спине дракона, тоже как-то неприлично, потому что совесть мужская продолжает тренькать, как испорченный звонок. Правда, истины ради надо отметить, что ни один из них так и не обещал речным девицам ничего конкретного. Единственный — Вигала — сказал дословно только одно: «Пойду гляну, что там за большая рыбка». И все. Никаких тебе там обещаний или торжественных клятв…
И оружия против этого таракана-переростка у них нет. Ни стволы, ни мечи на него не действуют. Как выяснилось.
Но дрянное чувство из души все равно не выветривалось и продолжало гаденько щипать за самые чувствительные места в родной и любимой натуре. И ветер настойчиво дул в лицо, чего раньше не было…
Дракон под ними снова фыркнул, на этот раз и вовсе презрительно. Может быть, ветер дует им в лицо вовсе не случайно? Если именно дракон раньше обеспечивал защиту от холода и ледяного пронизывающего ветра, а теперь этой защиты нет… получается, Эскалибур таким образом дает понять, что протестует против их позорного бегства?
Продолжить душещипательные размышления Тимофей не успел, потому что в животе вдруг как-то враз потяжелело и весь мир взорвался в круговерти острой боли, идущей из солнечного сплетения. Дракон взревел и камнем пошел вниз. В ушах у Тимофея засвистело, он с криком ухватился за спинку кресла перед собой — и почувствовал, как сиденье медленно отплывает от его задницы.
Спереди почти так же истошно вопил Леха. И только Вигала хранил гордое молчание. А полет пикирующего дракона все продолжался и продолжался…
Они жестко бухнулись об землю, проломив предварительно драконьей задницей крону какой-то развесистой местной груши — во всяком случае, желтоватые плоды, хлестнувшие Тимофея по лицу в момент пролета через деревце, имели именно грушевидную форму. Высота у этой груши была как у гигантской земной секвойи, если не больше. Дракон, шваркнувшись всеми лапами и брюхом об травку внизу, обиженно взвыл. Вигала спрыгнул со спины одним длиннющим прыжком. Тимофей и Леха спешно полезли вниз по скобам.
Как ни странно, боли Тимофей уже не испытывал. Все прошло как по волшебству в тот самый момент, когда Эскалибур проломил своей могучей тушей ни в чем не повинную древесную крону. Существовала ли здесь связь? Имеется в виду — между соприкосновением драконьего зада с местной грушей и животом Тимофея? Он чуть слышно фыркнул и спрыгнул на землю. Вигала уже ждал их возле драконьего бока, полусогнув ногу и похлопывая ладонью по бедру.
— Болело у всех?
Тимофей с Лехой молча кивнули. Домовой за пазухой у сенсея всхлипнул, а Эскалибур повернул голову назад и коротко взревел. Короче, консенсус был налицо.
Эльф, помолчав, нехотя добавил:
— Эскалибур не может лететь в таком состоянии. Подозреваю… в общем, вы и сами знаете, кого и что я подозреваю. Похоже, нам просто не дадут отсюда улететь. Пока не выполним их просьбу.
— А может, потерпим как-нибудь? — с опечаленным лицом предложил Леха. — Немножко боли, но зато улетим?
— Я еще кое-что знаю, — огрызнулся Тимофей. — Там тоже немножко боли, но потом как улетишь…
Леха тут же возмутился тоном праведника, заподозренного черт знает в каких грехах — в мужеложестве, в потреблении наркоты, в мазохизме…
— Ты на что намекаешь, а?
Эльф наградил их обоих недоумевающим взглядом и, помолчав, сказал:
— Как я понимаю, вы тут обсуждаете свои общечеловеческие ценности? Э-э… я не помню слишком много вариантов, когда немножко болит, а потом улетаешь. И все или по части извращений, или по части явных психических отклонений… Но я эльф необразованный, где уж мне разбираться в тонкостях человеческих ценностей. Может, мне лучше отойти в сторону? Чтобы вы могли в гордом одиночестве…
— Лучше не надо, — мрачно заявил Леха. — А то эти ценности ему так обойдутся! Отклонениями в здоровье организма…
Все трое помолчали, затем Тимофей, вложив в голос намек на извинение, сказал:
— Виноват, не сдержался. Просто противно… противно стало, что не только бежим, но даже и думать отказываемся о возможности отпора.
