Нина знала.
Затем Павел занял очередь у касс. Надо было доставать билеты на поезд в Киев. Оттуда они возьмут билеты до Луганска, где до недавнего времени функционировало отделение фирмы «Демаг АГ». На ближайшем к Славянску полустанке они сойдут. Эта последняя остановка теперь представлялась самой рискованной.
Получив билеты, он прошел к стоянке на площади. Сюда подъезжали легковые машины всех систем и марок – «хорхи», «мерседесы», «ройсы», «ситроены», «пежо», «майбахи», «шкоды», «рено», по случаю войны реквизированные у граждан Германии и в захваченных странах.
Нина приехала на «форде». Шофер отнес чемодан к камере хранения. Павел пошел за ней.
– У нас все в порядке, – шепнул он, обнимая жену.
– У меня тоже.
Они разыскали Йошку. Тот озабоченно проговорил:
– Надо что-то добыть для живоглота Юбельбаха.
Нина рассмеялась:
– Мы думали об одном и том же. Шашку я обменяла на портупею с кобурой из чешской кожи.
– Производства «Бати»?…
– Ты угадал.
– Тут и угадывать нечего: «Батя» монополизировал все кожевенные заводы в Чехословакии. Делает не только ботинки и сапоги, но и ремни, сбрую, седла, регланы, даже ремешки к часам…
7
Через Германию и Венгрию поезд мчался экспрессом, однако по Украине пошел медленно: часто застревал в тупиках, ожидая, когда прогрохочут составы с военной техникой, с солдатами, успевшими загореть на жарких пляжах Ла-Манша и Нормандии, Греции и Балкан.
Продукты, припасенные в дорогу, кончились. Пришлось довольствоваться жидким гороховым или бобовым супом на армейских пунктах питания и тем, что удавалось купить в маркитантских лавках.
Павел заметил, что рацион немецких солдат явно сократился: полкотелка кофе, сто граммов ливерной или кровяной колбасы, кусок хлеба с яблочным джемом или маргарином – на завтрак; полкотелка супа с хлебом и ста граммами зельца либо красного от перца венгерского сала – на обед; чай, опять же с джемом и маргарином, – на ужин. Те, кто устанавливал эти мизерные нормы, исходили из соображений экономии продовольственных запасов в затянувшейся войне, а главное – беря в расчет, как безусловный фактор, грабеж местного населения.
Когда они, оголодавшие и грязные, все же добрались до Славянска и Павел предстал перед Юбельбахом, тот выразительно крякнул:
– Видать, для Германии и впрямь настали нелегкие времена…
– Да уж, не сладкие, – согласился Павел, протягивая ему документы.
– Я получил ваш подарок, спасибо.
– А, пустяки! Рад, что посылка дошла. Определите нас поскорее на квартиру и приходите в гости.
Даже не заглянув в бумаги, адъютант поставил штамп об остановке:
– Идите снова на Донецкую. Регнер!
Появился тот же фельджандарм.
– Запрягай лошадей, отвези господ на прежнюю квартиру.
– Да! – как бы вспомнив, воскликнул Павел. – Когда соберетесь к нам, захватите с собой то, что мы прислали почтой.
– Зачем?
– Скажу, когда придете, а то еще не захотите нас навестить, – со смехом сказал Павел.
Любопытство пригнало Юбельбаха раньше времени. Нина, Павел, Йошка едва успели помыться с дороги, как за окном послышался шум «кугельвагена». Адъютант принес альбом о Галле и бутылку вина, Регнер держал корзину с яйцами, салом и хлебом.
– Теперь кормить вас придется мне, – сняв фуражку и приглаживая четкий пробор, сказал Юбельбах.
Пока немая накрывала на стол, Нина вручила ему портупею с кобурой для вальтера. Павел же забрал у него пострадавший альбом и заменил новым.
– Удалось раздобыть другой экземпляр. А этот оставлю себе в память о вашем любимом городе.
Юбельбах расписался на старом альбоме, полистал страницы нового и наткнулся на пачку рейхсмарок.
– Вы заботливый друг, Пауль! Осенью комендант обещал отпуск, эти деньги мне очень пригодятся.
– В рейхе на них можно купить все. В России же мы не могли достать даже приличной еды.
– Нищая страна, – поддакнул Юбельбах.
– Но услуга за услугу, Кай.
– Все, что в моих силах.
– Пусть ваш Регнер проводит нас до хутора Ясного. Там хорошая, но пока бесхозная земля. Со временем в Ясном можно будет устроить имение.
– С Ясного начинается фронтовая зона!
– Потому-то эта земля и бесхозная… Скоро мы начнем наступать, эта зона окажется далеко в тылу. Кстати, мы можем подумать о совместных владениях, на паях.
– Согласен, – быстро проговорил Юбельбах, словно опасаясь, что Пауль раздумает. Теперь, когда он при деньгах, ему и впрямь казалось, что он может все.
– Тогда завтра отправимся в путь.
Фельджандарм Регнер сидел на кухне и, взвывая от ярости, рассказывал Йошке:
– Знаешь, что я послал этой стерве? Не знаешь. Десять золотых колец и семь кулонов, пару часов в золотой оправе, шесть портсигаров из серебра, семь пачек нежнейшего туалетного мыла! Она написала обо всем после того, как ты отдал ей посылку.
По сизым щекам его текли слезы. Йошка молчал. Пока не утихнет ярость, уговаривать бесполезно. Теперь он курил самосад, добытый на одной из станций. Сворачивал папироску, дымил, слушая вопли Регнера о неверности жен вообще, а в военное время особенно.
Успокоил фельджандарма лишь стакан вишневой баварской водки.
– К кому теперь прислониться? – трезво и печально спросил Регнер, ожидая совета.
– На свою Марту плюнь! Найдешь моложе и красивей. Теперь мы поднялись в цене. Лучше себя побереги. Говорят, летом наступление начнется… Хорошо, если башку сразу оторвут, а вдруг калекой останешься?
– О наступлении и правда поговаривают, да и так видно. Только не у нас. Северней.
– Откуда знаешь?
– Тут и дураку ясно. Эшелоны туда идут. На днях, к слову, проследовал в Белгород корпус с ромбом.
– Это что такое?
– Восьмой авиакорпус Рихтгофена. У него на самолетах и автомашинах такой опознавательный знак – белый ромб. А где этот корпус – там и наступление. Так было под Москвой, Сталинградом, в Харькове…
«Так будет и под Белгородом», – мысленно закончил за Регнера Йошка.
…Выпив на «брудершафт», Юбельбах и Павел тем временем клялись поддерживать друг друга всегда и во всем. Провожали адъютанта как близкого родственника. Кай до того расчувствовался, что выписал пропуска во фронтовую зону со штампом «задание особой важности». Он разрешил фельджандарму заночевать у Йошки, поскольку выехать Павел хотел как можно раньше.
