который вскоре должен подойти к хребтам со стороны Алданского нагорья.
Мне представился крутой скалистый подъем, забитые снегом лощины, провалы, оберегающие подступы к вершине гольца, и с невольным содроганием я подумал о людях, которым придется поднимать сюда наверх лес, цемент, песок, железо для постройки пункта, а затем тащить и тяжелые инструменты для наблюдений.
В тумане спрятались последние отроги. Резко похолодало. Сильно продрогшие, мы покидаем голец. Снежный ветер замел наш след. Хорошо, что мы догадались поставить камни в развилках гребней, это позволило нам без злоключений возвратиться на табор. Василия Николаевича еще не было, и это меня обеспокоило.
– Конечно, все может быть, ведь он себя не щадит, полезет из-за барана в пропасть и, чего доброго, сверзится, – подтверждает мои опасения Александр.
– Ты вари ужин, а я пробегу его следом.
Выпиваю кружку чаю, становлюсь на лыжи. Шумит,разгулявшийся в облаках ветер, густеет сумрак, падает снег. С трудом различаю лыжню Василия Николаевича. Иду не торопясь, прислушиваясь. Из темноты доносится странный звук, будто кто-то поблизости осторожно прилег на мягкий снег и затаился. Я останавливаюсь, жду. На голову падают пушистые хлопья снега, ветер дует в лицо. Звук повторяется более ясно. Я узнаю скрип снега под тяжелыми лапами зверя. Становится не по себе, чувствую, как дрогнули коленки, отяжелело тело. Каюсь, что не взял с собой винтовку. А зверь явно крадется ко мне, слышу, как пробирается он по чаще все медленнее, все ближе. Сбрасываю с ног лыжи, укрепляюсь поустойчивее на снегу, выхватываю из-за пояса нож. Пальцы до боли сжимают рукоятку. А зверь уже рядом, слышу, как его ноздри шумно втягивают воздух.
– Фу ты, дьявол, Кучум! – с облегчением вырывается у меня.
Кобель бросается ко мне, ластится, визжит.
– Ого, раздуло-то тебя как, друг, значит нашли круторога, – радуюсь я, ощупывая бока собаки.
На мой крик где-то недалеко отозвался Василий Николаевич. Скоро послышался шорох лыж, а затем и учащенное дыхание. За плечами у Василия Николаевича винтовка, рюкзак с мясом, а поверх него привязана тяжелая голова круторога.
– Ты с ума сошел, Василий, такую тяжесть тащишь, да еще ночью! К чему надрываешься? Можно ведь было сходить за зверем завтра утром.
– Да вот думал: поднесу поближе и брошу, а утром прибегу. С километр прошел – вроде ничего, дай, думаю, еще немного пронесу, а там еще, так вот и дотащился сюда, – оправдывается он, сбрасывая с плеч груз и усаживаясь передохнуть.
– Устал?
– Малость, но ведь без, этого не бывает. А зверя стреляного бросать не положено, сам знаешь, – говорит он снова с упреком в мой адрес.
– Где нашел? Далеко?
– Там же под скалою, где упал. Не докатился донизу, завяз в щели. Не будь со мной Кучума, ни за что не найти бы, – рассказывает, закуривая, Василий Николаевич. – Meсто неловкое: уступы, надувы, все скользкие, кое-как вытащил. Только пользы от этого зверя почти никакой, кроме рогов, а кости, мясо и внутренности перетолклись. С десяток килограммов взял собакам, и все.
– Что в желудке, не смотрел? – перебил я его.
– Говорю – все смешалось, не разберешь, шкура даже полопалась.
– Жаль. Рога-то, кажется, хорошие…
А снег все идет и идет. Я набрасываю на плечи груз, Василий Николаевич привязывает к сворке Кучума, и собака выводит нас сквозь тьму на стоянку.
Мы до того измотали свои силы, что, кажется, теперь и пушкой нас не выбьешь из палатки. Снимаем с себя отяжелевшую одежду, умываемся, садимся за еду. Василий Николаевич наливает по стопке коньяку.
Горячий ужин и теплая постель вознаграждают нас за испытания последних двух дней. Сквозь тишину доносится до слуха тихий шорох снегопада. Я еще долго не могу заснуть и пытаюсь привести в какой-то порядок свои наблюдения над жизнью снежных баранов.
Восточная часть Станового хребта плотно заселена снежными баранами. Эти животные удивительно приспособлены к невероятно трудным природным условиям. Зима здесь длится, как правило, около шести месяцев, из них добрая половина заполнена ветреной погодой с температурой, падающей нередко до минус пятидесяти градусов. Жгучие морозы, глубокие снега и затяжные бураны подвергают всех четвероногих обитателей хребта непрерывным испытаниям. Тяжелее всех приходится снежным баранам, жителям открытой гольцовой зоны гор.
Закружатся над горами осенние метели, обледенеют по скалам тропы, снегом прикроются альпийские лужайки, ягель, трава, и бараны покинут курчавые вершины, излюбленные места летних кочевий. Они спустятся ближе к лесу, в котловины, на второстепенные отроги, где теплее и тише. Тут они и проводят долгую зиму, предпринимая небольшие вылазки на соседние гребни в поисках корма. Зимою пищей им служит кора и молодые побеги кустарников, лишайники да сухая трава, которую они добывают, разгребая копытами снег.
Все холоднее становится в горах, продолжительные бураны иногда надолго приковывают животных к одному месту, и они, сбившись небольшими стадами, подолгу отлеживаются под защитой холодных скал. Даже плотная зимняя шерсть плохо греет голодного барана. Но где найдет он в непогоду корм, – все занесено снегом или затянуто заледеневшей коркой надува, и копытить становится труднее и труднее. Дождавшись относительного затишья, стадо вынуждено перекочевывать на свежее место с более мелким снегом.
Но вот солнце все дольше и дольше задерживается над горами. На южных склонах хребта днем становится теплее, хотя весенние ветры, более губительные для снега, долетают сюда только в начале апреля. Бараны покидают места зимовок, выходят на припеки. Медленно обнажаются россыпи, лбы отрогов, открывая доступные места кормежек. Проносятся последние метели, слабеют заморозки, вот-вот появится зелень, которой ждут с нетерпением снежные бараны, подолгу нежась на весеннем солнце. Они с жадностью набрасываются на корни многолетних растений, уже напитавшиеся соком, готовые скоро выбросить первые ростки.
Сейчас в горах наступило то самое время, когда бараны покидают зимние становища и кочуют на обогретые солнцем южные склоны гор.
IV. В обратный путь. – Где найти паука-крестовика? – С Улукитканом по следам сокжоев. – Ночь под елью. – «Лесная загадка». – Нас выручил Пашка.
Никто из нас еще не успел повернуться на другой бок, как пролетела ночь. Тихое утро слабо сочилось сквозь стены палатки.
– Гляньте-ка, братцы, снегу-то навалило сколько! – сказал Василий Николаевич, расстегивая вход. – Пожалуй, не выбраться нам отсюда с нартами.
– Считай без малого сутки идет, должен бы кончиться, – отозвался Александр.
Я вылез за дровами. Густыми хлопьями валит перенова. Отмяк ночной мороз. Расползлась по горам теплынь. Дремлет лес, чутко прислушиваясь к шороху падающего снега. На пнях выросли высокие снежные папахи, тяжелые гирлянды снега опоясали темнозеленые ельники. Под тяжестью кухты [40] арками наклонился молодой тальник.
Подождали до десяти часов – погода не изменилась, решили выбраться из ущелья. Свернули палатку, уложили груз и начали спускаться к реке. Вершины гор прячутся в
