Сталинских премий в области литературы на русском языке. Скорее, это была попытка скорректировать соотношение сил в литературных и театральных кругах в пользу русских патриотов, подвергшихся нападкам со стороны воинственных оппонентов, направляемых самой партией в лице заведующего Агитпропом ЦК, как позднее его будут называть, «примкнувшего» Д. Т. Шепилова и первого заместителя генерального секретаря Союза писателей СССР К. Симонова, которые, кстати, моментально развернулись на 180 градусов, как только почуяли изменения сталинского настроения.
За провал планов относительно союза с Израилем и за урон внешнеполитического престижа великой державы, позволившей использовать себя так примитивно, поплатились и ближайшие помощники Сталина, в обязанности которых входило отслеживание всей ситуации на Ближнем Востоке. В марте 1949 года со своих постов были сняты министр иностранных дел В. М. Молотов, возглавлявший одновременно внешнюю разведку страны, министр вооруженных сил Н. А. Булганин, добившийся в 1948 году возвращения ГРУ (Главное разведывательное управление) в свое подчинение, и министр внешней торговли А. И. Микоян, ведавший поставками оружия Израилю.
Но самый серьезный удар был нанесен по Антифашистскому еврейскому комитету (АЕК). Он организационно объединял все еврейские общественные организации СССР, направлял внутреннюю жизнь диаспоры и осуществлял активные международные контакты. В качестве основного обвинения против него была выдвинута инициатива создания в Крыму Еврейской Социалистической Республики, не получившая поддержки во время войны, но хорошо запомнившаяся Сталину схожестью аргументации, использованной при создании государства Израиль. Эта схожесть, нужно полагать, была экстраполирована и на возможные последствия. Еврейская Советская Социалистическая Республика могла с таким же успехом стать антисоветской, как это произошло с Израилем: из просоветского он превратился в проамериканский. А это означало нарушение территориальной целостности СССР, создание американского плацдарма в непосредственной близости к центру России, ослабление обороноспособности и потере престижа. Не зря же руководитель сионистской организации «Джойнт» Д. Розенберг заявлял в то время, что «Крым интересует (их) не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым — это Черное море, Балканы, Турция». В таком случае речь могла идти уже не просто о недальновидности и ошибке, а о политическом государственном преступлении; люди же, вынашивавшие эту идею, автоматически превращались из «салонных стратегов» в государственных преступников и «изменников Родины». Положение подозреваемых усугублялось еще и тем, что их преступные замыслы были вдвойне коварными — фактически все руководящие лица АЕК, созданного по инициативе Л. Берия, являлись давними сотрудниками НКВД-МГБ, что документально доказал Г. Костырченко, а такого «предательства» это ведомство никогда не прощало.
Обвинения в «измене Родине» предъявили всем наиболее активным сионистским деятелям, словом и делом поддерживавшим идею создания Израиля и Крымской Еврейской Республики. Было арестовано, как указывают источники, свыше 100 человек, хотя можно предположить, что количество участников сионистского движения во много раз превышало это число. Между тем шум поднялся изрядный. Он и сейчас не умолкает, и в нем отчетливо слышны обвинения режиму и дифирамбы пострадавшим. Если же отбросить эту шумовую «волну» и задаться вопросом: «А были ли основания у Сталина инициировать предварительное следствие по АЕК?» — то, думаю, непредвзятый наблюдатель происходившего и сегодня согласится, что такие основания все-таки были. К смертной казни приговорили 10 человек, что явно не соответствовало самому «составу преступления». Вообще приговор больше походил на преступление, чем на акт правосудия. Кроме того, нужно ли было закрывать еврейские культурные центры, еврейские театры? Вряд ли. Но таков был максимализм вождя и его присных.
Однако все познается в сравнении. Вспомним другой политический процесс того же времени — «Ленинградское дело». Оно расценивалось многими исследователями как суд над русским началом в государстве, над русским национализмом (т. е. любовью к своему народу), над русскими кадрами, пришедшими в руководство страны после Великой Отечественной войны. Только число расстрелянных по этому делу превысило 200 человек, а количество осужденных к длительным срокам лишения свободы исчислялось тысячами. Причем это были не какие-то самовозвеличенные «общественные деятели», а члены Политбюро, члены ЦК, секретари обкомов, крупные хозяйственные руководители. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, с какой поспешностью Сталин и его проеврейское окружение (Маленков, Хрущев, Берия) расправились с «Русской партией» (судебные заседания и казни состоялись в сентябре- октябре 1950 года). И в то же время как долго, по указанию этого же окружения, тянулось дело по АЕК (до 1952 года). Масштабы репрессий несопоставимы, как несопоставимо и общественное мнение по этим двум «делам».
О «Ленинградском деле» молчали десятилетиями, молчат и сейчас. Убежден, не найдется человека, который бы взял на себя смелость утверждать, что для возбуждения этого дела имелись законные «поводы и основания». Это было одно из немногих политических дел, материалы которого впоследствии подверглись чистке с согласия все того же окружения.
(Известно, что некоторые документы из этого дела были изъяты Маленковым и, нужно думать, уничтожены.)
Остается лишь предположить, что «Ленинградское дело» инспирировали противники национально- патриотического возрождения России, теряющие фактическую власть над происходящими процессами и свое влияние на стареющего вождя, который, по свидетельству очевидцев, в качестве своих преемников рассматривал уже не их, а Жданова и его ленинградскую команду. Но даже больной лев все еще остается львом. Возможно, раскаявшись в содеянном (уничтожение «Русской партии»), Сталин дает команду довести дело по АЕК до обвинительного приговора и начинает новый процесс против чекистов, расследовавших «Ленинградское дело» и тормозивших следствие по АЕК, а также против врачей, своим непрофессионализмом доведших до смерти основоположника «Русской партии» Жданова. Тогда, в 1948 году, он воспринимал снятого со всех постов Жданова уже не как своего ближайшего помощника, а как руководителя оппозиционного ему движения, в связи с чем и разбираться с этим не счел возможным, а оставил этот «козырь» про запас. Хотя «козырь» этот вряд ли следует рассматривать как антиеврейский, потому что большинство арестованных по «делу врачей» были русскими. Тем не менее евреи среди врачей все же были, что дало возможность «ранимым еврейским националистам» объявить «дело врачей» широкой антиеврейской кампанией. И несмотря на то что лечащие врачи признали свою врачебную ошибку в случае со Ждановым, несмотря на то что эта ошибка была подтверждена заключениями других специалистов, дело это почему-то до сих пор считается сфальсифицированным. И не это ли «дело» стало причиной смерти самого Сталина? Ведь в его кончине была заинтересована как вся еврейская диаспора, готовившаяся к предложенной И. Эренбургом и поддержанной Л. Кагановичем депортации на Дальний Восток, так и все антирусское окружение вождя.
Многие считают Сталина антисемитом. А был ли он таковым на самом деле? Представляется, что, в первую очередь, он был властолюбивым политиком, великим политиком, а в политике, в этом «грязном деле», невозможно обойтись без непопулярных мер, неэтичных поступков и противозаконных действий. Он в равной степени был русофобом и антисемитом, чечено-черкесо-калмыко-ингуше- и балкаробойцем. Последних он наказывал за массовую измену, евреев — за эгоизм и паразитизм. А вот русских он боялся не меньше, чем их боялись евреи, ибо «чует кошка, чье мясо съела». Сталин, надо полагать, понимал, что русские начали «поджимать» и его самого. Когда же, науськиваемый (или спровоцированный) группировкой Маленкова-Хрущева-Берия, он ликвидировал своих мнимых врагов и тем самым остался без опоры в лице закаленной Ленинградской блокадой «Русской партии», то решил наказать и эту антирусскую группировку. Но сил уже не осталось…
Сталин умер или ему помогли умереть, а врачи через несколько дней оказались на свободе в ореоле великомученников, вооруженных «папской буллой» в виде закрытого письма ЦК, запрещающего партийным организациям комментировать принятое решение и обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях.
В ПОСЛЕСТАЛИНСКИЕ ВРЕМЕНА
