Ивана Алферова и дьяка Лариона Лопухина приблизилось к Переяславлю. За пять километров от города его приветствовал полковник Павел Тетеря во главе шести сотен казаков, а у городских ворот царских посланцев встречали уже переяславский архиерей Григорий, духовенство и практически все население города. Всеобщее ликование от воссоединения Малой Руси с Великой Русью наводнило городские улицы. Прибывший 7 января 1654 года в Переяславль Богдан Хмельницкий на первой же встрече с Бутурлиным так оценил происходящие события: «Как орел закрывает свое гнездо (крыльями), так и государь (Алексей Михайлович) соизволил принять нас под свою высокую руку; Киев и вся Малая Русь — его царского величества вотчина».
На следующий день, 8 января, на центральной площади состоялось общее собрание (рада) горожан и делегатов из других городов. Смысл выступления Хмельницкого перед собравшимися сводился к тому, что шестилетняя практика украинской жизни без государя показала всю свою несостоятельность и что теперь нужно выбрать, чье предложение о покровительстве принять: турецкого ли султана, крымского ли хана, короля Польши или «великого государя, восточного царя». Первых двух он сразу отмел — мусульмане, третий не подходил по причине многочисленных «неправд» от польских вельмож. Оставался четвертый — родной по крови и по вероисповеданию «восточный православный царь», за которого присутствующие проголосовали единогласно. «А те, кто не согласится с нами, пусть идут куда хотят», — заявил гетман. Но таких на первых порах не оказалось.
В тот же день Хмельницкий и вся старшина принесли присягу на верность царю, а в ответ Бутурлин вручил гетману символы его власти — булаву и знамя, одарив попутно щедрыми царскими подарками его ближайших помощников и казацких полковников. На следующий день присягу принимали младшие офицеры, казаки и горожане, а через несколько дней члены московского великого посольства разъехались с этой целью по всем украинским городам и селениям, подвластным Хмельницкому. Это событие повсеместно проходило в атмосфере народного воодушевления от сознания того, что наступил конец панского и еврейского засилья, и в предвкушении безоблачного будущего под рукой единоверного царя.
Повсеместно — но не в Киеве. Там противником воссоединения, хотя и не ярко выраженным, выступала высшая церковная иерархия во главе с митрополитом Киевским Сильвестром. Дело в том, что на протяжении почти двух столетий Украинская православная церковь была отделена от Московской и находилась под управлением малосильного и полунищего Константинопольского патриарха, материально зависимого от своей украинской паствы, к которой он периодически обращался за вспомоществованием на церковные нужды. В этой связи киевская митрополия, чувствовавшая себя практически самостоятельной в решении своих внутрицерковных проблем, увидела в происходившем воссоединении братских народов под властью единого государя угрозу своей самостоятельности. Здесь был целый комплекс объективных и субъективных причин, но одна из них была на поверхности и ею весьма активно манипулировали украинские иерархи — это более низкий образовательный уровень московских церковников, подчиняться которым просвещенное духовенство Западной Руси не хотело. Для него это было бы шагом назад, как они говорили, в варварство. Так или иначе, но сопротивление митрополита было преодолено и он благословил свою паству на принесение присяги царю Алексею Михайловичу.
В марте 1654 года в Москве в доброжелательной атмосфере происходила завершающая стадия объединительного процесса. Казаки в лице главного судьи запорожского войска Зарудного и переяславского полковника Тетери защищали перед особым комитетом Боярской думы, в которую входили Алексей Трубецкой, Василий Бутурлин, Петр Головин и Алмаз Иванов, свои требования-условия присоединения Украины к России. В течение двух недель они были согласованы и закреплены царским указом под названием «Одиннадцать статей», а также рядом «жалованных грамот», смысл которых вкратце сводился к следующему:
— Украина признавала верховную власть московского царя, сохраняя за собой право на содержание 60-тысячного запорожского войска во главе с гетманом, на «кормление» которому отдавался Чигирин с его окрестностями;
— Богдан Хмельницкий утверждался пожизненным гетманом. Ему должен наследовать тот, кого выберет запорожское войско после его смерти;
— гетману предоставлялось право обмениваться посольствами с зарубежными странами, за исключением Турции и Польши;
— за митрополитом и духовенством, а также за украинской шляхтой сохранялись их традиционные права и привилегии;
— жителям городов предоставлялось право избирать муниципальные власти;
— запорожскому войску подтверждались их прежние права и свободы, в том числе неприкосновенность казацких земельных угодий; независимость казацких судов; ежегодное жалованье каждому казаку за счет доходов, собираемых на Украине;
— царь брал на себя обязательство содержать за свой счет гарнизон в крепости Кодак и запорожское казацкое войсковое братство (кош).
Единственное сословие, о котором не радели ни гетман, ни его посланники и о чьих правах в подписанных документах нет ни слова, были крестьяне. Им достались одни обязанности. Зато о себе войсковая старшина позаботилась с избытком. После того как в царскую казну отошли бывшие королевские земли на Украине, гетман выпросил себе город Гадяч с доходами от него, полковник Тетеря — город Смелу. Аналогичные доходы получил и судья Зарудный. Глядя на них, другие старшие офицеры засыпали царя своими прошениями о земельных пожалованиях, большинство из которых, как ни странно, были удовлетворены: уж больно грел сердце Алексея Михайловича его новый титул — «Самодержец Всея Великия и Малыя России».
Война с Польшей становилась неотвратимой, но как нарушить Поляновский 1634 года договор о «вечном мире»? Оказывается, при желании можно было сделать и это. Нашелся и повод. Вспомнили старые обиды, нанесенные польскими людьми умалением титула царя московского, а более всего — «поносными книгами», изданными в Польше, где напечатано «многое бесчестье и укоризна отцу великого государя, царю Михаилу Федоровичу, самому царю Алексею Михайловичу, боярам и всяких чинов людям, чего по вечному докончанию и посольским договорам не только печатать, и помыслить нельзя, от Бога в грех и от людей в стыд». Поэтому польской стороне были предъявлены ультимативные требования: «Если король хочет сохранить мир, то за такое бесчестие великих государей пусть уступит те города, которые отданы были царем Михаилом королю Владиславу, пусть казнит смертью гетмана Вишневецкого и всяких чинов людей, которые писали, не остерегая государевой чести, а за бесчестье бояр и всяких чинов людей пусть заплатят 500 000 золотых червонных».
Претензии, понятное дело, были надуманными, требования — невыполнимыми, а вероятность войны — неизбежной. Отпадение Украины от Польши и ее последующее присоединение к России явилось фактическим объявлением войны.
Зарудный и Тетеря еще вели переговоры с московскими боярами, а движение русских войск к западной границе уже началось. К Вязьме выдвинулся боярин Далматов-Карпов, к Брянску — князь Алексей Трубецкой, а по направлению к Смоленску 18 мая двинулись основные силы Русской армии во главе с 25- летним царем Алексеем Михайловичем. Боярина Василия Шереметева царь послал к Белгороду для охраны южных границ от крымского хана и ногайских орд, а донским казакам поручил беспокоить крымские владения, чтобы отвлечь татар от активных действий на севере.
Перед вступлением на белорусскую землю «матери нашей святой восточной церкви сынам» от имени царя были посланы грамоты, призывавшие их вооружаться на поляков и оказывать помощь наступающим русским войскам. Призыв этот нашел живой отклик со стороны населения, и первые победы русских были достигнуты исключительно благодаря народному подъему. Дорогобуж, Невель, Белая, Полоцк, Рославль, Мстиславль сдались без боя. Опечалила лишь трижды несчастливая для русских Орша, где в ночном бою московские войска потерпели очередное поражение. Но эта неудача уже не могла остановить победного шествия царских войск по Белоруссии. Города сдавались один за другим: Дисна, Друя, Орша, Глубокий, Гомель, Могилев, Чечерск, Новый Быхов, Пропойск, и, наконец, Смоленск после трех месяцев осады сдался на милость победителя. А милость и на самом деле была проявлена необыкновенная. Даже ярые противники московской власти после занятия городов и поместий беспрепятственно отпускались на свободу, что еще больше увеличивало число московских доброхотов.
Но если в Белоруссии для русских дела шли максимально успешно, то на Украине Богдан
