Что же касается Мазепы, то этот чрезвычайно обласканный московской властью приспособленец, доверенное лицо Петра Алексеевича, один из первых кавалеров ордена Андрея Первозванного был, по меткому выражению С. М. Соловьева, типичным представителем «испорченного поколения шатающихся черкас». Служил он у польского короля, у турецкоподданного Дорошенко, у гетмана Левобережной Украины Самойловича. Став гетманом, он служил князю Василию Голицыну, а потом — царю Петру, но служил не за совесть, а по расчету. Когда же Мазепа увидел, что у него появилась призрачная возможность стать во главе хоть и патронируемого, но самостоятельного государства, он почти в 70-летнем возрасте переметнулся на сторону шведского короля, изменив не только царю, но и своему народу, о правах которого он так горячо распинался в своих универсалах.{14}
Переход на сторону врага не был спонтанным поступком чем-то обиженного гетмана: к этому поступку он готовился давно и сознательно, имея поддержку среди небольшого круга казацкой старшины. Сыграла свою роль и польская княгиня Дольская, подтолкнувшая Мазепу к последнему роковому шагу. Простое казачество в своем большинстве его не поддерживало.
Когда предательство состоялось, только две тысячи запорожских казаков последовали за ним. Хотя, нужно сказать, это были не все его единомышленники. В Батурине, где размещалась штаб-квартира украинского гетмана, оставался еще верный ему гарнизон во главе с полковником Чечелом и генеральным есаулом Кенигсеком. Весьма вероятно, что мазепинских приверженцев было немало и в других городах. Поэтому нужно было что-то делать, чтобы предотвратить возможные последствия гетманской измены.
Первый шаг предпринял Петр Алексеевич. 28 октября он издал Манифест, которым объявил об измене Мазепы и назначил выборы нового гетмана. Чтобы как-то расположить к себе простой народ и черную раду, царь отменил все налоги, введенные на Украине без его согласия. Здесь следует отметить, что от налогов, собираемых в Малороссии, царская казна в то время не получала ни копейки. Наоборот, из царской казны шли регулярные выплаты и запорожским казакам, и казацкой старшине, и на содержание московских полков, расквартированных на Украине по просьбе того же гетмана.
Второй шаг был за Меншиковым. Нужно было преподать урок сторонникам Мазепы, оставшимся на Украине. В ночь на 1 ноября после двухчасовой артиллерийской подготовки он штурмом овладел Батурином, взял в плен всех мазепинцев, захватил всю артиллерию и гетманскую казну, после чего сжег бывшую гетманскую столицу. Это был страшный превентивный удар для Мазепы и всех его потенциальных сторонников, заставивший их изменить свои прежние планы. Царь недвусмысленно показал свою волю и решительность.
6 ноября на раде в городе Глухове был избран новый гетман, им стал стародубский полковник Скоропадский. В тот же день Мазепа был предан анафеме, а на следующий день состоялась казнь его приверженцев, захваченных в Батурине.
Положение в Малороссии день ото дня становилось все стабильнее и надежнее, реестровые городские казаки против царя не поднимались, чего нельзя сказать о запорожцах, все еще державших сторону изменника. Они оскорбили и обесчестили посланных к ним представителей царя и нового гетмана, привезших им деньги на содержание низового войска. Запорожцы запросили для себя еще больше продовольствия, тканей, боеприпасов, серебра. Кроме того, они настаивали на разрушении Каменного Затона и других царских крепостей, построенных неподалеку от Сечи, которые, как они утверждали, угрожают их вольнице.
И все-таки было решено действовать убеждением. Петр, рассчитывая на мирное разрешение ситуации, требовал послать в Каменный Затон командира, «кто поумнее, ибо там не все шпагою, но и ртом действовать надлежит». Но агитация Мазепы, к сожалению, оказалась более эффективной. Запорожцы решили «быть на Мазепиной стороне» и начали активно действовать против русских войск. И хотя ничего существенного они сделать не смогли, оставлять безнаказанно такой символический очаг сопротивления Петр не посчитал возможным.
На его подавление из Киева выступили полки под начальством полковника Яковлева. В пути у них было три столкновения с запорожскими казаками, в ходе которых были потери как с той, так и с другой стороны. 11 мая Яковлев подошел к Сечи. Узнав, что кошевой Сорочинский уехал за татарской подмогой, он, не добившись капитуляции в ходе мирных переговоров, через три дня решился на штурм. Задача была не из легких. Взять с налета крепость, расположенную на острове, не удалось. Потеряв около 300 человек убитыми, Яковлеву пришлось отступить. Но тут вдали показалось какое-то войско. Запорожцы, приняв его за Крымскую Орду, идущую к ним на выручку, решились на вылазку. Это была их роковая ошибка. То были драгуны генерала Волконского и полковника Галагана, которые, воспользовавшись замешательством запорожцев, вместе с осаждавшими яковлевцами ворвались в Сечь и овладели ею.
Не многим защитникам удалось спастись бегством, подавляющее большинство их полегло в бою, а 300 человек попало в плен. «Знатнейших воров, — доносил Меншиков, — велел я удержать, а прочих казнить и над Сечею прежний указ исполнить, также все их места разорить, дабы оное изменническое гнездо весьма выкоренить». Гарнизону же Каменного Затона от Петра Алексеевича поступило распоряжение, «дабы того смотрели, чтоб опять то место от таких же не населилось, також которые в степь ушли, паки не возвратились или где инде не почали собираться…» Бесславная кончина, нечего сказать.
А тем временем уже звучала прелюдия Полтавской битвы. В начале мая шведы несколько раз подступали под стены Полтавы, но с уроном для себя были отбиты. Не добившись быстрого успеха, они начали вести планомерную осадную работу. Город оказался отрезанным от основного русского войска, так что передача информации туда и обратно осуществлялась посредством пустых бомб, выстреливаемых из пушек. Но и русские, располагавшиеся на другой стороне реки Ворсклы, не сидели без дела. Меншиков постоянно организовывал, как он говорил, всякие диверсии против шведов, правда, не без потерь со своей стороны. Петр спешил из Азова к месту будущего исторического сражения, но это вовсе не говорит о том, что он не доверял своим военачальникам. Инициатива снизу, тем более если она приносила положительный результат, царем поощрялась всемерно. Поэтому мы все чаще видим в его переписке, в его указах, относящихся к тому времени, призывы действовать самостоятельно, сообразуясь с быстро меняющейся обстановкой.
4 мая Петр Алексеевич прибыл в расположение своей армии. Оценив силы противника и свои собственные, он наконец-то решился на генеральное сражение. Уверенность ему придавало то, что против его сытой, 40-тысячной, по-европейски обученной армии, предводительствуемой талантливыми генералами, уже имевшими опыт побед над некогда непобедимыми шведами, против его 72 орудий (по другим сведениям, 112) Карл XII мог выставить лишь около 30 тысяч истощенных, уставших и разуверившихся солдат и не имеющую боеприпасов артиллерию. Поднявшись вверх по течению Ворсклы, Русская армия 20 июня переправилась на другой берег реки. Последующие четыре дня царем были употреблены на проверку готовности полков к ведению боевых действий, а к концу дня 25 июня русские практически вплотную подошли к шведским позициям. Эта ночь была ознаменована, с одной стороны, ударным трудом русских солдат по оборудованию редутов и ретраншементов (окопов), а с другой — легкомысленной вылазкой шведского короля на передний план, в результате чего он получил огнестрельное ранение в ногу. И еще один день противники были заняты подготовкой к генеральному сражению.
Дислокация русских войск выглядела следующим образом: в центре находился фельдмаршал Шереметев, правым крылом командовал генерал-лейтенант Ренне, а левым — Александр Меншиков, над артиллерией начальствовал генерал Брюс.
Перед рассветом 27 июня шведы предприняли массированное наступление на фланг генерала Ренне. Удар был настолько мощным, что шведам удалось захватить два не совсем подготовленных редута и вступить в непосредственное соприкосновение с русской конницей. Под их натиском русские стали отступать. Но отступали они заманивающе. Одна часть шведов (во главе с генералами Шлиппенбахом и Розеном) была отрезана от основных сил и вынужденно укрылась в лесу, а вторая, продолжавшая преследовать противника, — вытянулась вдоль правого фланга русских войск и стала легкой добычей пушечного и ружейного огня. Чтобы выйти из-под обстрела и спасти своих солдат, шведским генералам пришлось прекратить преследование и отойти.
В это время Меншиков и генерал Ренцель пятью полками конницы и пятью батальонами пехоты успешно добивали группировку Шлиппенбаха — Розена. Оба генерала оказались в плену. Первая часть
