оборванные нищие, благословлявшие тех, кто им помогал, и сыпавшие проклятия на тех, кто просто проходил мимо.
Калеб бросил взгляд на оторопевшего юношу.
— Закрой-ка лучше рот, а то птицы совьют в нем гнездо.
— Так много людей, — выдохнул Коготь. Дастин Уэбанкс посмотрел на него через плечо.
— Никогда прежде не бывал в городе?
— Нет, господин.
Тут заговорил пленный, до сих пор хранивший угрюмое молчание и только изредка стонавший при толчках на ухабах.
— Это пустяки, парень. Если ты когда-нибудь доберешься до Опардума или Калеш-Кара, вот там есть чем любоваться. Латагор и городом-то можно назвать лишь с большой натяжкой. Это, скорее, разросшийся поселок.
— Ничего, он достаточно велик, чтобы в нем нашлась охрана и вдоволь веревок, — буркнул Калеб и добавил, обращаясь к Когтю: — При въезде в город постарайся выбирать именно эти ворота. Ими пользуется большинство местных, потому что через остальные едут путешественники и караваны — там всегда толкучка. Эти ворота так и называются — Местные.
— А сколько всего здесь ворот? — поинтересовался Коготь, вспомнив простой частокол вокруг родной деревни с одними — единственными воротами.
— Кажется, в городе двадцать… четыре? Да, точно, двадцать четыре въезда.
Они присоединились к очереди, ожидавшей позволения въехать в город до наступления ночи, когда ворота будут закрыты. Впереди них были всего две повозки и группа всадников, поэтому они быстро достигли ворот.
— Эй, Родерик! — закричал Калеб, правя лошадьми.
— Калеб! — поприветствовал его солдат в темно-зеленой форме. — Ты зачем едешь — покупать или продавать?
— Покупать, — ответил Калеб. — Ты же видишь, мы налегке.
Солдат махнул рукой, чтобы они проезжали.
— А можно вам оставить бандита? — спросил Калеб.
После кратких переговоров пленного сняли с повозки и увели. Дастин Уэбанкс тоже покинул путников и отправился подавать жалобу судье. Перед уходом он пообещал наградить своих спасителей, если они заглянут на следующий день в таверну «Бегущий лакей».
Калеб поехал через город, направляясь на постоялый двор, где всегда останавливались обитатели таверны «У Кендрика», случись им оказаться в городе. Уже совсем стемнело, когда они подъехали к симпатичному на вид дому с большим конюшенным двором. На вывеске был нарисован человек с завязанными глазами, подбрасывающий в воздух мячи. На шум повозки к путникам вышел юноша, с виду ровесник Когтя.
— А-а, Калеб! — прокричал он, увидев, кто правит повозкой.
— Джейкоб! — поприветствовал его Калеб.
Юноша был светловолос и очень худ, одет просто — хлопковая рубаха, кожаные штаны и тяжелые сапоги. Забирая поводья, он поинтересовался:
— А кто твой друг?
— Познакомься, Коготь, это Джейкоб. Коготь кивнул и спрыгнул с повозки.
— Отец будет рад тебя видеть, — сказал Джейкоб. — У него для тебя целый ворох новых охотничьих историй.
— Неужели он все-таки выбрался на охоту? — удивился Калеб.
— Нет, — ухмыльнулся Джейкоб, — зато новыми историями запасся.
— Как обычно, — улыбнулся Калеб.
Они предоставили повозку заботам Джейкоба, а сами пошли в дом. Толстушка, стоявшая за длинной стойкой бара, при виде Калеба оживилась, поспешила ему навстречу и обхватила обеими руками.
— Калеб, негодник! Как давно тебя не было видно! С прошлого лета!
Если охотника-молчуна и привело в замешательство такое горячее объятие, вынес он его стойко, а когда наконец женщина его отпустила, сказал:
— Привет, Анжелика. — После этого указал на своего товарища: — Познакомься с Когтем, он помогает мне в поездке.
Внезапно юноша оказался в медвежьих тисках.
— Добро пожаловать в «Слепого жонглера», Коготь. — Посмотрев на Калеба, женщина подмигнула и добавила: — Элла сейчас на кухне.
Калеб едва заметно улыбнулся, но сказал лишь:
— Нам понадобится комната дня на два, может, на три.
— Да конечно, живите сколько хотите, — ответила женщина. — А теперь занимайте столик получше, у камина. Скоро начнут подтягиваться посетители, и тогда уж каждый за себя.
Калеб указал на небольшой столик в углу возле огня, и Коготь сразу пошел занимать место.
— Мыться будем по очереди, — сказал Калеб. — Она права. Через несколько минут сюда набьется столько народу, что не повернешься.
Появилась Анжелика, неся две большие кружки эля. Передавая ключ Калебу, она сказала:
— Первая комната на верхнем этаже, это лучший номер.
— Спасибо, — слегка поклонился Калеб. Коготь отхлебнул из кружки и нашел, что эль здесь варят крепкий и ароматный.
— Поосторожнее с этим напитком, Коготь. Стоит только зазеваться, как хмель возьмет свое. — Наклонившись вперед, Калеб продолжил: — Учись отхлебывать мелкими глотками и при этом делать вид, будто пьешь по-настоящему.
— Как это?
Калеб показал: взял в руки кружку и изобразил, что делает добрый глоток, а потом поднес кружку к носу Когтя, и юноша увидел, что он почти ничего не выпил.
— Если ты в компании смутьянов, то можешь пролить кое-что на пол или пусть даже эль течет у тебя по подбородку. Если же обедаешь с людьми повыше рангом, то время от времени подзывай слугу, чтобы он принес новый кубок. Никто, кроме этого слуги, не заметит, что он уносит всего лишь наполовину опустошенный кубок. Слуга никому ничего не скажет — скорее всего, он сам допьет то, что осталось, прежде чем дойдет до кладовки.
— Зачем?
— Зачем он станет допивать? Коготь засмеялся и покачал головой.
— Нет, это как раз понятно. Я спрашиваю, зачем мне делать вид, будто я пью больше, чем на самом деле?
— Пусть это станет твоей привычкой. Мужчины под хмельком чаще всего превращаются в глупцов. Иногда совсем не так уж плохо сойти и за глупца. — Калеб поднялся из-за стола. — Пойду умоюсь.
Коготь кивнул и остался сидеть на месте. Калеб прошел в дверь рядом с баром, которая, по предположению Когтя, вела на кухню. Коготь, как почти все его соплеменники, привык плавать в реках и озерах без малого круглый год, если не считать самых холодных месяцев. Раньше он очищал кожу в специальной парилке, устроенной в его деревне; там собирались мужчины и женщины и соскребали с кожи дневную грязь особыми изогнутыми палочками, после чего окатывали себя теплой водой, ведра с которой стояли возле раскаленных камней, чтобы получался пар. Использование мыла и воды — чаще всего холодной — поначалу казалось Когтю странным обычаем, но вскоре оно вошло у него в привычку. Большинство людей, как он успел заметить, включая знать, купались или мыли руки и лицо по своей прихоти, тем не менее все обитатели таверны «У Кендрика» довольно много времени уделяли купанию и умыванию. Коготь даже поинтересовался у Лилы насчет этого, и она ответила, что такой порядок здесь заведен давно, еще с тех пор, когда она только начала работать.
Коготь вспомнил Л илу, и у него тут же возникло знакомое тянущее ощущение в животе. Он скучал по девушке, несмотря на треволнения поездки. До нее у него не было женщин; так уж повелось в его племени — не знать женщин до свадебной ночи. Обычай не всегда соблюдался, особенно теми, кому не досталось
