— Понимаю.
— Может, кто-нибудь из них вернется на «Мести Тренчарда», — осмелился предположить Джедоу.
— Хорошо бы; — сказал Ру и, перекинув сумку через плечо, добавил:
— Но Билли и Бигго не вернутся.
Эрик кивнул. Ру видел, как Бигго погиб в Махарте, а Эрик был свидетелем тому, как Билли упал; с лошади и разбил голову о камень.
Трое мужчин молча поднялись на палубу и быстро спустились по трапу на причал, где увидели де Лонгвиля, который болтал с Накором и Шо Пи.
— Эй ты, жалкий огрызок мужчины! — заявил без всяких церемоний Джедоу человеку, который почти три года управлял его жизнью.
Де Лонгвиль обернулся:
— К кому ты так обращаешься, ты, вейлский мерзавец?
— К вам, Бобби де Лонгвиль, сэр сержант! — огрызнулся Джедоу, причем было видно, что эти взаимные оскорбления — всего лишь дружеская насмешка, и Эрик знал, что оба они от души забавляются. — И кто ты такой, чтобы обзывать меня «мерзавцем»? Мы, мужчины из Вейла, — лучшие бойцы в мире и обычно вытираем сапоги о тех, кто похож на тебя. — Джедоу громко фыркнул и наклонился к де Лонгвилю, словно принюхиваясь к источнику отвратительной вони. — Да, очень похожих на тебя.
Ущипнув Джедоу за щеку, как любящая мамаша — ребенка, де Лонгвиль заявил:
— Ты так мил, что хочется тебя поцеловать. — Он шутливо шлепнул Джедоу по щеке и добавил:
— Но не сегодня. — И повернулся к остальным. — Куда направляетесь?
— Выпить! — ухмыляясь, ответил Накор. Де Лонгвиль выразительно закатил глаза.
— Ладно, только никого не убейте. Ты вернешься? — спросил он Джедоу.
Джедоу улыбнулся:
— Не знаю почему, но вернусь.
— Ты хорошо знаешь почему, — произнес де Лонгвиль.
Улыбка Джедоу сразу увяла.
Каждый из них видел то, что видели все, каждый знал, какая ужасная армия готовится пересечь море, и понимал, что, каких бы успехов они ни добились за минувшие месяцы, борьба только начинается. До решающего столкновения может пройти десять лет, может пройти даже больше — но в конце концов любому мужчине, живущему в Королевстве, придется либо сражаться, либо умереть.
— Проваливайте, — нарушил молчание де Лонгвиль и махнул рукой в сторону улицы. — Не слишком буяньте, — сказал он и добавил вслед уходящим:
— Эрик, ты и Джедоу должны завтра вернуться сюда и получить свои бумаги. На день позже — и вы дезертиры! А как вы знаете, дезертиров мы вешаем!
— Ну и мужик, — сказал Джедоу, когда они отошли чуть дальше по улице. — Вечно с угрозами. По- моему, у него противоестественная любовь к веревке, нет?
Ру захохотал, и остальные присоединились к нему; и им стало еще веселее, когда, будто по волшебству, на углу перед ними возник трактир.
Ру проснулся. Голова у него раскалывалась, во рту пересохло. В глаза словно насыпали песок, а дыхание было таким зловонным, будто кто-то заполз ему в рот и там помер. Он подвинулся, и застонал Эрик; он подвинулся в другую сторону — застонал Джедоу и отпихнул Ру обратно.
Ему ничего не оставалось, как сесть, и, сев, Ру подумал, что лучше бы ему никогда не просыпаться. Он с трудом удержался от тошноты и наконец ухитрился сфокусировать взгляд.
— Прекрасно, — пробормотал он и сразу же пожалел об этом. От собственного голоса у него еще сильнее заболела голова.
Они находились в камере. И если Ру не ошибся, в камере, которую он хорошо знал. Она была длинная; вместо одной стены у нее были толстые железные прутья, а на двери висел тяжелый замок. Напротив прутьев, чуть выше уровня головы по всей стене тянулось узкое оконце. Камера была полуподвальной, но это оконце находилось как раз на уровне земли. Через него хорошо был виден внутренний двор, и на нем- виселица. Это была камера смертников, располагавшаяся непосредственно под дворцом принца Крондорского.
Ру толкнул Эрика, и тот опять застонал. Ру толкнул его снова, и Эрик наконец проснулся.
— Что? — невнятно спросил он; глаза у него разбегались в разные стороны.
— Где мы?
— Снова в камере смертников.
Эрик сразу протрезвел. Оглядевшись, он увидел свернувшегося в уголке Накора, а рядом с ним — Шо Пи.
Проснувшись, все осмотрели себя и друг друга: каждый был в запекшейся крови, в синяках и порезах.
— Что случилось? — прокаркал Ру. Его голос звучал так, будто он в это время жевал песок.
— Это квегийские матросы, помнишь? — сказал Джедоу.
Шо Пи и Накор, которые казались наименее потрепанными из всей компании, посмотрели друг на друга, и Накор произнес:
— Один попытался стащить какую-то девчонку у тебя с колен, Ру.
Ру кивнул, подумав, что лучше бы этого не было.
— Теперь вспоминаю, — пробормотал он.
— Я ударил кого-то стулом, — сказал Джедоу.
— Может, мы убили этих квегийцев? — сказал Накор.
Эрик, держась за стену, попытался встать на ноги; колени у него с похмелья тряслись.
— Видно, боги сыграли с нами мрачную шутку, — сказал он, — если, пройдя через весь этот ад, мы кончили тем, что снова ждем виселицы.
Ру чувствовал себя виноватым, как всегда, когда накануне он выпивал лишнего. С его телосложением было глупо пытаться пить вровень с Эриком или Джедоу, даже если Эрик и сам пьянел быстро.
— Если я кого-то убил, считайте, что я это вспомнил, — заявил Ру.
— Но как, во имя всех дьяволов, мы снова очутились в этой камере, парень?
— спросил Джедоу из своего угла; он был явно встревожен. — Не для того я проплыл вокруг света и вернулся, чтобы Бобби де Лонгвиль в конце концов все же вздернул меня.
В этот момент дверь широко распахнулась, и от лязга, с которым она ударилась в стену, все содрогнулись.
— Встать, вы, свиньи! — рявкнул, входя в камеру, де Лонгвиль.
Не раздумывая, все, кроме Накора, вскочили на ноги и сразу же застонали. Джедоу отвернулся, и его вырвало; всех шатало, и Эрик ухватился за прутья камеры, чтобы не упасть.
— Что за славная компания! — сказал, усмехнувшись, де Лонгвиль.
— Что мы опять делаем тут, сержант? — спросил Накор. Де Лонгвиль подошел к двери и широко раскрыл ее, показывая, что она не заперта.
— Мы подумали, что здесь вам будет удобнее всего, — ответил де Лонгвиль.
— Известно ли вам, что для вашего ареста потребовались лучшие городские стражники и еще часть охраны дворца? — Он сиял, словно гордый отец. — Это была знатная потасовка! И у вас хватило здравого смысла никого не убивать, хотя ущерб вы нанесли немалый. — Де Лонгвиль взмахом руки приказал им выходить из камеры. — Принц Патрик и его родственники решили, что оставшуюся часть ночи лучше держать вас поближе к себе, — объяснил он, ведя их по коридору.
Ру огляделся, вспоминая, как тем же путем его вели на виселицу, и содрогнулся от ужаса. Им с Эриком пришлось бежать из родного Равенсбурга после того, как Эрик убил своего сводного брата Стефана, после смерти его отца ставшего бароном Даркмурским. Если бы они остались и предстали перед судом, то могли бы рассчитывать на снисхождение, но бегство усугубило их вину, и они были приговорены к смерти. Они достигли ступенек, которые вели наверх, во двор, где стояла виселица, но на этот раз ее миновали.
— Вы запаршивели, поэтому я решил, что перед аудиенцией вас надо как следует вымыть, — сказал де Лонгвиль, человек, в чьих руках находилась их жизнь с того момента, как они упали на доски у подножия виселицы, и до той минуты, когда они вчера сошли с корабля.
