Возвращаясь после недолгого купания на Стоуни-Бич, Джеффри гнал велосипед по Бигелоу-стрит. Поворачивая на Спенсер-Бейрд-роуд, он оглянулся через плечо и заметил крепкого телосложения мужчину с короткой стрижкой, в белой рубашке поло и темно-синих шортах. Тот неловко развернул свой велосипед и стал мало-помалу нагонять Джеффри. Он был немного похож на того парня, который к концу последних дебатов Джеффри встал и вышел из зала. Джеффри инстинктивно начал быстрее крутить педали.
Незнакомец не отставал. Он направился следом за Джеффри по Спенсер-Бейрд-роуд. Джеффри резко свернул на Альбатрос-стрит, объехал машины, съезжающие с пандуса пристани, промчался мимо Национального морского аквариума и проворно повернул на Уотер-стрит.
Вскоре дорога сузилась, вдоль тротуара стояли машины, поэтому Джеффри рискнул выехать на середину проезжей части. Ему пришлось петлять между автомобилями. Некоторые водители награждали его сердитыми гудками. Через пару минут гудки послышались снова. Значит, его преследователь тоже выехал на середину улицы!
Подъемный мост вот-вот должны были перекрыть. На светофоре зажегся красный свет. Здоровяк в белой рубашке и синих шортах постепенно догонял Джеффри. Нет, он положительно был похож на того типа, который тогда встал и вышел из зала. Пешеходы и велосипедисты начали сбиваться в кучу. Регулировщик подошел к желтым воротам с надписью «Залив».
Джеффри подъехал к мосту в тот самый момент, когда другой работник начал открывать ворота с надписью «Ил-Понд». Он решил проехать раньше, чем зажжется зеленый свет. Регулировщик закричал на него, когда он проскочил в просвет между двумя воротами, и в следующее же мгновение Джеффри услышал сопение нагонявшего его велосипедиста.
«Черт побери, да что же это такое?» — в отчаянии подумал Джеффри и приподнялся над седлом, чтобы еще сильнее давить на педали.
Он подъехал к зданию ВОИ, где располагалась его лаборатория, спрыгнул с велосипеда и отпустил его. Велосипед покатился к стоянке. Джеффри отстегнул ремешок на шлеме, сорвал его с головы, готовый швырнуть в своего преследователя. Незнакомец в белой рубашке и синих шортах нажал на ручной тормоз своего велосипеда и выставил перед собой ногу. Подошва кроссовки проскребла по асфальту.
— В чем дело, можно узнать? — свирепо выкрикнул Джеффри, и как раз в этот момент из дверей вышел Анхель Эчеварриа.
— Эй, Джеффри, что тут происходит? — спросил Анхель, глядя на незнакомца в мокром от пота белом поло. Тот тяжело дышал, держась за живот.
— Ты вот этого индюка спроси. Он за мной гнался от самого Стоуни-Бич.
— Извините, доктор Бинсвэнгер, — тяжело дыша, проговорил мужчина. — Президент вызывает вас… — он сделал пару вдохов… — по вопросу… касающемуся… национальной безопасности. Можно… минутку вашего внимания, сэр?
— Вы, наверное, шутите, — расхохотался Джеффри, глядя на незнакомца.
— Что, серьезно? — спросил Анхель, которому ужасно хотелось, чтобы это оказалось правдой.
Джеффри увезли домой в синем джипе с тонированными стеклами. Он поспешно сложил вещи в дорожную сумку. Потом его отвезли на базу ВВС в Хэнском. Там на взлетной полосе стоял самолет C-2A по прозвищу «Грейхаунд».
Когда Джеффри поднялся по трапу на борт этого грузового самолета, четверо членов экипажа указали ему путь в заднюю часть салона.
Поставив сумку на штабель ящиков, Джеффри пробрался к местам для пассажиров. Собственно, пассажирских мест было всего два. Кресла стояли лицом к хвосту самолета, рядом с небольшими иллюминаторами, расположенными позади крыльев. Левое кресло было занято. Его занимал мужчина, державший руку в одном из многочисленных карманов жилета «Банана Рипаблик». Джеффри его сразу узнал. Мужчина поднял голову и холодно уставился на него.
Джеффри протянул руку.
— Тэтчер Редмонд, если не ошибаюсь?
— Да… — прищурился Тэтчер. В кабине было темновато. — А вы — доктор Бинсвэнгер, как я полагаю?
Джеффри пожал руку Тэтчера и занял свое место.
— Зовите меня Джеффри.
— Мне сказали, что вы тот пассажир, которого мы дожидаемся. Боюсь, я раньше о вас не слышал.
Джеффри знал, что Тэтчер лжет. Шесть месяцев назад они встречались на конференции и даже сидели за одним столиком на банкете.
Однако они оба сразу признали друг в друге естественного врага в чаще научных джунглей и взяли этот факт на заметку.
«Долгий будет полет», — подумал Джеффри и натянуто улыбнулся.
— Сумасшествие какое-то, правда?
— Знаете, я с самого начала считал это фальсификацией, — буркнул Тэтчер и забросил в рот несколько зернышек арахиса.
Джеффри посмотрел в маленький иллюминатор. Самолет покатился по взлетной полосе.
— Я тоже, — сказал он.
Почти сразу же после взлета Тэтчер разразился первым залпом.
— Ну, вот мы с вами сидим в кабине военного самолета, на полной скорости мчащегося к только что открытому островку нетронутой жизни — совсем как антитела к очагу инфекции. А ведь это так очевидно, — доктор, вы не считаете? — то, что реальной угрозой для жизни на этой планете являются люди, а не какая- то хрупкая экосистема этого острова — крошечной точки, затерянной в бескрайних просторах океана. Возможно, мы споткнулись о последнее место на земле, чудом сохранившееся от нашего вмешательства…
— Но мы умеем не только разрушать, но и сохранять, Тэтчер, — возразил Джеффри.
Тэтчер покачал головой.
— Проклятие разумной жизни в том и состоит, что со временем она просто обязана заняться разрушением, доктор.
— О да, вы верите, что свобода воли — эквивалент детерминизма. Не так ли, Тэтчер? И не называйте меня доктором.
— О, вы же не настолько религиозны, чтобы верить в свободу воли, я надеюсь? И вы не станете смешивать подобные верования с наукой?
— Все зависит от определения. «Свобода воли» вовсе не обязательно религиозное понятие.
— Свобода воли — это безумие и ничего больше. Разум и религия делают свободу воли опасной.
— Не обязательно. Разум способен сделать свободу воли разумной — прошу прощения за тавтологию, хотя разумность при этом не является автоматической, согласен.
— Похоже, вы делаете большую ставку на человеческое благородство, доктор. Учитывая все, что мы сделали с этой планетой, я нахожу такие воззрения со стороны ученого просто-таки удивительными.
Джеффри понимал: какую бы позицию он ни занял, Тэтчер непременно займет позицию более модную и радикальную, лишь бы только ему противоречить. Он почувствовал, что в данный момент Тэтчер пытается отнести его к какому-то малоприятному политическому лагерю, поэтому Джеффри просто промолчал.
Джеффри хорошо знал эту породу ученых: полем битвы Тэтчера было общественное мнение, а для Джеффри полем битвы являлась лаборатория. Когда передовая линия фронта проходила между истеблишментом и истиной — даже в коридорах науки истина побеждала не всегда и чаще всего не скоро. А «не скоро» могло означать жизнь нескольких поколений. Революционная находка Реймонда Дарта в Южной Африке — «недостающее звено» — пропылилась в ящике сорок лет. Научное сообщество отвергло Дарта,
