сказать вам, что я расширил границы Израиля. Семь городов в Башане принадлежат мне и Израилю. А вы не можете удержать без меня страну Гилеад, и Аммон господствует на востоке и юге. Господь отвернул от вас свой лик.
Шамгара огорчали насмешки брата, но он был тронут силой его слов и гордостью, которая в них звучала.
— Не таи на нас злобу, Ифтах, — примирительно сказал он. — Я никогда не был твоим врагом и искренне сожалею, что мы оскорбили тебя. Но мы сделали это по велению Господа, потому что ты не хотел отказаться от чужих богов. Тебе дали время раскаяться и вернуться, но ты не захотел остаться с нами.
Елека раздосадовало проявление слабоволия брата, и он вмешался, чтобы тот окончательно все не испортил.
— Не сотрясай понапрасну воздух, Шамгар! — обратился к нему Елек. Нам не устоять против ярости этого человека, которая копилась в нем семь долгих лет… А ты, Ифтах… Хочешь усладить свои уши и сердце? Так вот, я повторяю: мы нуждаемся в тебе, очень нуждаемся. Предоставляю тебе право назвать свои условия. Ты потребуешь от нас, может быть, больше, чем стоит твоя услуга. Что ж, требуй!..
— Хочу, чтобы под мое командование перешли все тысячи Гилеада, сказал Ифтах.
Гадиель стиснул зубы, чтобы сдержать крик возмущения. Однако Елек спокойно ответил:
— Ты сказал, мы услышали… Да, это слишком много. Но будет так, как ты хочешь.
Ифтах был вполне удовлетворен. Негромко, но четко отчеканивая каждое слово, он произнес:
— Если я, придя в Мишей, сумею отбросить от города войско царя Аммона, я буду претендовать на судейское кресло нашего отца Гилеада…
Гадиель уже не мог сдерживаться, но Елек приказал ему молчать.
— Сейчас речь идет о войне, — сказал он Ифтаху. — В военное время твое слово в Гилеаде — закон. О том, что будет дальше, поговорим позднее.
Ифтах рассмеялся.
— В коварных устах моего законнорожденного брата это предложение звучит справедливо. Позже!.. Это — когда враг будет побежден… В таком случае, я не буду помогать вам. Не хочу, оказав помощь, снова стать бастардом и изгнанником.
Теперь вместо Елека ему ответил Шамгар:
— Я не хотел принимать должность судьи. Каждый подтвердит тебе это. С облегчением вздохну, когда Господь снимет с меня этот груз. Но именно Он, Господь, не человек, должен сделать это.
Ифтах сочувственно усмехнулся.
— Благочестивый, задумчивый брат…
И, обратившись к остальным, твердо сказал:
— Я пойду в Мицпе! Без меня Гилеад не спасти. Но я возьму с собой только две сотни. Лишь после того, как вы и первосвященник поклянетесь в шатре Господа, что выполните мои условия, я призову в Мицпе всех своих воинов.
Елек колебался.
— По-твоему, Аммон будет ждать так долго?.. Исполненный гордости и уверенности в себе, Ифтах вспылил:
— Когда царь Нахаш услышит, что приближается Ифтах, он eщё подумает, нападать ему или нет… Впрочем, хватит болтать. Или вы скажете «да» в ответ на мои требования, или — убирайтесь восвояси, и сами справляйтесь с Аммоном!
— Именно этого мы и хотим! — выкрикнул Гадиель и двинулся к выходу из палатки. Однако Елек приказал:
— Успокойся, Гадиель!
И с горечью констатировал, обернувшись к Ифтаху:
— Мы у тебя под пятой.
Но Ифтах уже пришел в себя, и он сказал спокойно:
— А разве вы не переступили через меня тогда, мои братья?
Ктура засмеялась за занавесом.
Ифтах передал командование войском и управление своими северными владениями Пару и в сопровождении Эмина отправился на юг. Старый Тола настоял на своем — его он тоже взял с собой.
Ифтах приказал высоко нести впереди своего небольшого отряда знамя с изображением сверкающей из-за облаков молнии. Как и собирался, он повел за собой на юг всего две сотни воинов.
Повсюду его встречали с ликованием и почетом. Старейшины городов выходили ему навстречу, дорогу устилали ветками и цветами, и воздух наполнялся громкими приветственными криками.
Так, героем и победителем, он проехал страну Гилеад. Когда он прибыл в Маханаим, старейшины предложили ему переночевать в доме Гилеада, в котором он провел большую часть своего детства и юности. Этот дом снова принадлежал ему. Но Ифтах отказался. Он не хотел слишком откладывать свой приезд в Мицпе. Однако он осмотрел дом и с насмешливым удовлетворением заметил, что Елек предусмотрительно и со вкусом его расширил.
Тола опять стал старшим слугой и сразу же вступил в свою должность. Осмотрел дом, семеня мелкими старческими шажками, приговаривая:
— Там, где нет хозяйского глаза, крошится камень. Но ничего не раскрошилось и не было в запустении.
Тола огорчился. Он проворчал что-то на вавилонском языке, проглатывая звук «х», и отругал дураков, которые его не поняли.
Тем временем Ифтах со своими двумя сотнями проехал по дороге, по которой шел после унижения на рыночной площади Мицпе и в шатре Господа. На подступах к городу его приветливо встретили отцы семейств Мицпе.
— О, Ифтах, сын Гилеада, ты жил в стране Тоб, но на самом деле ты все это время пребывал в наших сердцах, — говорили они.
Старейший из старейших, древний старик Менаше, тоже вышел ему навстречу и сказал прерывающимся, едва слышным голосом:
— Я удостоился дожить до этого момента! Разве не я повторял, что ты очень — удачный сын?.. Теперь я готов спуститься в пещеру и сообщить моему другу Гилеаду, что он может не беспокоиться за любимого сына, на лбу которого сияет благословение Господа.
Но Ифтах сам хотел поговорить с отцом. Прежде чем объявиться перед стенами Мицпе, он с несколькими людьми спустился к пещере Обот, приказал отодвинуть камни, запиравшие вход, и вошел в царство мертвых. В сумеречном свете, вдыхая прохладный, с неприятным запахом, воздух, он пробрался к тому месту, где его отец обрел вечный покой. Он решил вести себя смиренно; ему хотелось увериться в благосклонности отца, получить его благословение перед тем, что ожидало его впереди. Однако ему не удалось усмирить свою гордыню, которая распирала его грудь, когда он заговорил с покойным:
— Я не буду поступать, как ты, отец мой и господин, — тихо, но с триумфом произнес он. — Я не позволю диким страстям овладеть моим разумом. Я обуздаю себя. Смотри, чего я достиг, потому что умел ждать и не удовлетворять свои потребности, когда мне хотелось. Посмотри на меня, мой покойный отец и господин, и благослови своей костлявой рукой. Я был изгнанником; твои злые сыновья, жаждавшие власти и богатства и бедные духом, прогнали меня, твоего любимого сына, самого младшего, к пустым людям. Однако я собрал вокруг себя хорошее войско, и оно стало частью меня — моей ногой и рукой. Я поднялся на огненную гору, где живет Бааль из Башана, объявил ему войну и отобрал у него семь больших, красивых городов вместе с окрестностями. Я перехитрил и принудил к миру гордого царя Башана, заставил злую Зилпу и моих недостойных сводных братьев вызвать меня назад, чтобы я поправил дела, в которых они запутались. Кажется, что между моим отъездом и приездом прошла вечность, но на самом деле это всего семь лет. И ты увидишь, мой любимый отец и господин, что последующие семь лет будут eщё лучше. Имя, которое ты мне дал: «Господь открывает», должно обрести подлинный смысл. Когда я сяду в твое судейское кресло, начнется новое время. Время и годы будут измерять по делам твоего сына Ифтаха. Люди будут говорить: «Это произошло на пятом году судейства Ифтаха в Израиле».
Поговорив с отцом, Ифтах отправился в Мицпе. У городских стен его ждали братья. Они поцеловали
