— Нет, я не знал.
«Вот оно что», — подумал он, пытаясь понять, в чем причина размолвки.
— Он что, встретил другую?
— Не думаю. А почему ты задал этот вопрос? — уже совсем другим тоном, с раздражением ответила она вопросом на вопрос и добавила: — Есть и другие причины, почему люди расходятся. Перестают понимать друг друга, например.
Для нее этот вопрос был не пустячным. Причин для развода немало: покончить со старой любовью, обрести заново весь былой пыл и потерять голову — вот одна из них. В этом случае тот, кого бросали, был уже не в счет. Но ей хотелось верить, что это не единственная причина.
— Зачинщица — Бланш, — пояснила она.
— Бланш будет сегодня в клубе, она звонила мне утром.
— Она звонила тебе утром, чтобы сказать об этом! С какой это стати она беспокоит тебя на службе?! Я и то стараюсь не отвлекать тебя, как бы мне порой ни было нужно!
Она уже натянула личину разгневанной супруги, уязвленной в своих правах. Он попытался остановить взрыв эмоций.
— Да мы говорили-то пару минут, не больше! Она мне напомнила, что вечером сбор и она придет, вот и все. — В тоне его сквозили мольба, сожаление и раздражение перед глупостью беспочвенной ссоры.
— Если у нее больше нет мужа, это не повод, чтобы звонить тебе.
Он вздохнул:
— Не будь смешной, да и злой тебе быть не к лицу. Она этого не заслужила.
Сочувствие к посторонней женщине окончательно завело ее. Он это понял, но поздно. Нужно было положить конец бессмысленным пререканиям.
— Да ты ревнуешь, честное слово!
— Да, я ревную, и у меня есть на то право, а ты терпи.
— Ну не обижайся, Мария! — молил он, не в силах удержаться от смеха. Подошел, обнял ее за плечи.
— Ну уж нет! — тоже смеясь, отвечала она. — Не трогай меня.
— Прекрати дуться! — Поскольку она ничего не отвечала, а лишь скроила гримасу, он спросил: — Ты что, думаешь, Бланш пробует на мне свои чары? Что мне хочется завести с ней интрижку? — поддевал он ее. — Согласен на интрижку, но только с тобой.
Она что-то промычала в ответ. Тогда он закричал:
— Я люблю Марию Деф! Ее одну, слышите?
Она расхохоталась. Но услышала ли? С ее ревностью, которая вполне могла сделать ее глухой.
— Ревность — не моя личная проблема! — отнекивалась Мария.
— Все дело только в тебе, у тебя нет достаточной веры в себя, и ты отыгрываешься на мне. Ну почему ты не веришь в себя, дорогая? — добавил он уже совсем иным голосом.
Ее бесило, когда он говорил «дорогая». Словно это не Жан, а ее отчим. И манера обращаться с ней как с ребенком тоже была ей неприятна.
— Но я уверена в себе! А ревновать… все ревнуют. А кто не ревнует, тот не любит.
Он не пытался ее разуверить.
— А я, по-твоему, ревнивый?
— Конечно! Это не видно, потому что тебе не в чем меня упрекнуть! А вот мне…
Ревность стала в ней проявляться с того дня, как она однажды уличила его во лжи. Мария Деф не верила, что муж может бросить ее и четырех сыновей. Она считала, что детьми можно удержать мужчину. Мысль, что муж способен оставить семью, была настолько ужасна, что даже смешила ее. Они были прекрасной парой, и потому она потешалась над ловушкой, которая не всех так веселила, как ее. Можно ли с легким сердцем оставить четверых сыновей, старшему из которых не было еще восьми? Нет, никогда ее Жан не совершит подобного безумия. Но это не мешало ему любить женщин вообще, испытывать на них силу своего обаяния. Мария не раз наблюдала его в такие минуты. Устоять не мог никто. И словно нарочно у него было множество друзей именно среди женщин! И им без конца требовалось с ним общаться. А он их всех выслушивал! Они божились только им. Годы назад, когда стало известно, что он женится, пролилось немало слез. И после этого он еще осмеливался заявлять, что у него с ними дружеские отношения! Как бы там ни было, Мария не могла перенести, что он дружит с женщинами. Она даже боялась дать волю воображению: какая-то другая поверяет ему свои тайны, он ею любуется, оказывает те или иные услуги.
— Какая же ты собственница! Ведь я ничего у тебя не отнимаю, и они не лишают тебя ничего.
— Знаю, — отвечала она, склонив голову.
Она понимала, что ее поведение не на высоте. Любить мужчину и жить с ним, конечно же, не означало отвратить его от всего мира, и она не имела на него никаких прав. Но это понимание как-то меркло перед картинами, которые рисовало ей ее воображение. Вот Жан с одной из своих знакомых за круглым столиком бистро, они обмениваются улыбками, между ними возникает некое сообщничество, он выслушивает ее признания, готов уделить ей время, слово за слово, доброта, сочувствие, моральная поддержка и, как выражение взаимной приязни, поцелуй на прощание. Эти видения сводили ее с ума. И она поднимала крик. Порочный круг: ведь от этого ему еще больше хотелось бывать вне дома. И все же она не могла совладать с собой. Оттого-то он и стал не во все ее посвящать. И без угрызений совести заявлял:
— Ты сама этого хотела. Нет ничего, чего бы ты не знала.
Она была еще не одета. Он обнял ее за талию и стал покрывать поцелуями ее хрупкие плечи.
— Я тебя люблю!
И чтобы уверить ее в этом, провел руками по ее животу и груди. У нее была матовая кожа, покрытая невидимым пушком. Нежность завораживала. Он забыл, чем занимался до этого, и отдался тактильным ощущениям. Токи побежали по всему его телу. Жена сильно действо вала на него. Он считал себя счастливчиком. После четырех родов она осталась худенькой и хорошенькой. Он сжал ее в объятиях. Руки его пробегали по ее телу. По мимо воли его охватывало влечение к ней. Мария вы освободилась. Не время. Он опять притянул ее к себе Чтобы не обижать его, она не сопротивлялась. Он шептал ей на ухо множество приятных слов, которые никогда у него не переводились. Это тело он любил, оно пробуждало его при малейшем к нему прикосновении.
— Мне надо одеваться.
Она знала, что он на этом не остановится, что вскоре им овладеет острое желание.
— Ты меня не любишь, — вздохнул он.
— О да, это всем известно!
Живя с ним, она и разговаривать научилась, как он Она поцеловала его, он успокоился, и гроза миновала.
5
Они сели за столик друг напротив друга, притихшие, смущенные. Жиль подумал о вечере, на котором
