Но она вдруг ощутила себя такой потерянной…
Шайен долго разглядывала телефонную трубку. Она видела, что стюардесса, стоя в проходе, смотрит в ее сторону. Встретившись с нею взглядом, женщина улыбнулась.
Шайен снова взяла трубку. На этот раз она набрала номер полностью, хотя ее вдруг вспотевшие пальцы и соскальзывали с кнопок.
Телефонный аппарат на другом конце прозвенел несколько раз. Потом она услышала, как трубку взяли. Решимость опять едва не покинула ее. Лишь из одного страха, что будет считать себя трусихой, Шайен не повесила трубку. Затаив дыхание, она ждала, надеясь, что включен автоответчик.
Автоответчик не был включен.
— Алло?
Она узнала голос.
— Алло, мама? Мама, это я, Шайен. — Она облегченно вздохнула. — Мама, мне надо поговорить с тобой.
Глава двенадцатая
Стэн Келлер шумно, шаркая ногами, прошелся по крошечной, комнатке, где обычно располагалась полная энергии Шайен, когда бывала в редакции. Ей предлагалось помещение побольше — с окном и дверью, — но она сказала, что довольна и комнатушкой. С тех пор всякий раз, когда кто-нибудь настойчиво требовал улучшения условий труда, он ставил в пример Шайен, которую Бог не обидел и талантом, и хорошими человеческими качествами.
Вот почему он направил ее к О’Хара. Стэн считал, что тот достаточно умен и быстро оценит ее достоинства, так что работа пойдет.
Теперь у него появились сомнения, особенно в последние дни, относительно проницательности его бывшего соседа по колледжу.
Заглянув в комнатушку, Стэн увидел, что там сидит Шайен. Компьютер работал, однако редактируемый ею текст к снимку давно исчез, уступив место заставке с рыбой, отливающей всеми цветами радуги, которая, по-видимому, отплясывала перекроенный на современный лад чарльстон.
«Она опять сидит и ничего не делает», — покачав головой, подумал Стэн. Вернувшись на прошлой неделе из Нового Орлеана, она, казалось, только тем и занималась, что била баклуши.
Что же не так? Не часто брал он на себя труд возиться с людьми, а не с текстами. Однако если уж возлагал такой груз на свои плечи, то ожидал результатов. Положительных результатов.
Стэн откашлялся, чтобы привлечь ее внимание. В последний раз, когда он без предупреждения проходил сзади нее, Шайен подпрыгнула так высоко, что ей позавидовали бы претенденты на олимпийские медали.
Моргнув, Шайен оглянулась и посмотрела на него через плечо. У нее был такой вид, словно она только что вышла из транса.
— О, привет, Стэн, — пробурчала она. — Я как раз… — Она увидела, что на экране вместо масленичного парада плавает рыба, и наугад нажала кнопку, после чего заставка пропала, — работаю.
— Вижу, — Стэн оперся об угол ее стола своим коротким, костлявым телом и стал пристально рассматривать Шайен. С ней, несомненно, было что-то не то. — Тарантино, я взял за правило не вмешиваться в жизнь других людей. Не желаю, чтобы они вмешивались в мою, поэтому не вмешиваюсь в их. — После этого вступления он наклонился к ней: — Что, черт побери, творится с тобой?
«Хватит считать, что никто не видит, в каком я состоянии», — подумала Шайен. Будь проклят этот О’Хара. Почему бы не позабыть его и не жить, как будто ничего не случилось?
Да потому, что случилось. И нравится ей это обстоятельство или нет, но придется работать — она надеялась, что временно, — без весьма важного для жизни органа. Она вынуждена обходиться без сердца, которое только заживает. Сколько времени уйдет на то, чтобы снова стать здоровой и бодрой журналисткой, а?
— Что, напортачила со статьей? — Она попыталась скрыть нотки настороженности.
— Нет, твоя статья, как всегда, прекрасна, бесподобна. Однако у тебя такой вид, будто тебе на днях придется идти во главе похоронной процессии.
Ему было тревожно за нее, хотя он и не смел признаться себе в этом. Беспокоился он потому, что именно ему первому пришла в голову мысль послать Шайен на встречу с О’Хара. Стэн искренне любил Шайен, и ему не нравилось, что она в таком настроении.
Она как-то неопределенно пожала плечами и заставила себя внимательно посмотреть на монитор. Что же она хотела сделать с этим фото, а? Верно, собиралась разбить его на куски и увеличить сфотографированных на заднем плане людей.
— Я сегодня несколько не в своей тарелке, — небрежно произнесла она.
Он взглянул на нее пристальней.
— Вот уже более недели?
Она подняла голову, и в ней вспыхнул гнев.
— Просто приступ паршивого настроения, ясно? — Шайен попыталась совладать с собой. В последнее время, казалось, она готова вцепиться людям в глотку за малейшее слово. — Послушайте, — хрипло проговорила она, — если у вас есть претензии к моей работе, скажите мне. Ну, а если ваши замечания касаются моего настроения, молчите.
На лице Стэна появилось удивленное выражение:
— Тарантино, разве тебе неизвестно, что подобным образом нельзя разговаривать с начальством? — За шутливым тоном скрывалась тревога. Теперь-то уж он заставит ее выговориться.
— Прости.
И она действительно жалела о своих словах. Не кривила душой.
— Неделя как-то кувырком прошла.
— В чем же причина? — настаивал Стэн. Он вновь увидел настороженность в ее взгляде. — Скажи мне. Мой лучший фотограф расклеивается прямо на глазах. Я имею право знать, почему. — Она промолчала, и он тихо добавил: — Вернемся назад, Тарантино. — Если не сработал заданный напрямую вопрос, то следует воздействовать на нее исподволь: — Я первый дал тебе по-настоящему дельную работу.
Она отвела взгляд от экрана и, посмотрев снизу вверх на Стэна, вздохнула. Он славился своей цепкостью.
— Ты намерен пытать меня, пока я не расскажу тебе все, так?
Ответом послужила довольная ухмылка на его лице.
— Ну теперь, когда мы поняли друг друга, рассказывай. Что тебя гложет?
Она вздохнула опять. Стэн был больше, нежели ее редактор, ее начальник. Каким-то потешным, оригинальным образом он был также ее приятелем, даже другом. Пожалуй, ее друг, редактор и начальник имел право знать, что происходит. А если б даже и не имел, ей необходимо снять груз с души. Беседа с матерью по телефону на обратном пути тронула лишь верх айсберга.
Закрыв глаза, Шайен откинулась назад во вращающемся кресле. Она постаралась не заострять внимания на том факте, что Стэн мужчина и, вероятно, не поймет, что она думает и чувствует. У него роль стены с ушами. Вновь открыв глаза, она поглядела на него.
— Я не ожидаю, что ты поймешь меня… Всю жизнь я стремилась не походить на собственную маму, не следовать ее примеру: я не хочу закончить свою жизнь там, где она заканчивает свою. — В едкой улыбке, искривившей ее губы, было столько печали, что Стэн не мог без боли смотреть на нее. — И несмотря на все старания, я, однако, закончила там же.
К своей чести, Стэн старался понять, что она говорит.
— И где же?..
— На мужской свалке.
Вот она, неприкрашенная правда. Ее выбросили на свалку… даже ни разу не использовав. Гранту она
