имели большое влияние на голосование. Следовательно, он не мог быть уверен в господстве в комициях только силой своей популярности; и он не осмелился рисковать, хотя всеми силами старался увеличить свою популярность. Вероятно, по соглашению с ним и по его совету, один из его прежних квесторов, Гай Корнелий, человек честный, но ограниченный, избранный народным трибуном на 67 г., внес два предложения, крайне выгодных для народа: одно, имевшее целью облегчить финансовый кризис в Италии и остановить вывоз капиталов, запрещало римским гражданам давать деньги взаймы в привинциях; другое отнимало у сенаторов и передавало народу право приостанавливать действие закона. Но все эти происки, вероятно, ни к чему не послужили бы Помпею, если бы неожиданное событие не спутало все расчеты, дав другое направление борьбе партий, интригам Помпея и агитации среди народа. Зимой наступил ужасный голод.
Люди всегда имеют потребность обвинять в своем насчастии других. На этот раз для народа причиной голода были пираты, перехватывавшие в море караваны с хлебом; сенат и должностные лица, не сумевшие в течение стольких лет очистить от них моря; и Лукулл, полководец которого Триарий, посланный с флотом в Эгейское море, ничего не сделал и позволил у себя на глазах пирату Афинодору разграбить Делос. Снова возгорелось раздражение против сената за его бездеятельность, так способствовавшее народным победам 70 г. Предложенные посреди этого возбуждения два закона Гая Корнелия вызвали настоящий мятеж.
Снова начались вооруженные схватки на форуме. Казалось, возвращаются времена, предшествовавшие междоусобной войне и революции Мария. Но Помпей быстро понял, что все вопросы внешней и внутреннй политики должны уступить место хлебному вопросу и что если он внесет в комиции предложение относительно этого вопроса, то получит все ответы, которые он желал.
Отказавшись на время от своих восточных проектов, он предложил комициям через одного из своих клиентов, Авла Габиния,[460] человека незнатного происхождения и небогатого, бывшего народным трибуном, закон, по которому народ должен был выбрать из сенаторов- консуляров диктатора над морем для ведения войны с пиратами. Этот диктатор моря должен был иметь флот в 200 кораблей, большую армию, шесть тысяч талантов, 15 легатов и абсолютную проконсульскую власть на три года над всем Средиземным морем и его побережьем на пятьдесят миль от берега с правом набирать рекрутов и собирать деньги во всех привинциях.[461] Его план был очень остроумен. Он думал легко добиться утверждения этого закона голодным народом. А если бы ему удалось уменьшить голод, то он до такой степени возрос бы в народном представлении, что мог бы в будущем заставить сенат утвердить все свои проекты, совершенно обессилить Красса и получить от комиций все, чего желал, даже назначения вместо Лукулла.
Первая часть его предположений, действительно, сейчас же сбылась. Консервативная партия попыталась отвергнуть проект, опасаясь, как бы эта диктатура над морем, порученная Помпею, не угрожала командованию Лукулла и Метелла; но народ, доведенный до отчаяния голодом, вышел из своего обычного безразличия, произвел большие беспорядки и угрожал возмутиться, если закон не будет утвержден. Затем Помпей был облечен властью, еще более обширной, чем предлагал Габиний. Ему было позволено набрать армию в 120 тысяч пехотинцев и 5000 всадников, образовать флот из 500 кораблей и назначить 24 легата.[462]
Цезарь, недавно вернувшийся из Испании, был в числе поддерживавших предложение Габиния. Закон был слишком популярен, чтобы ему можно было противодействовать. Но, желая нравиться народу, он в то же время старался приобрести возможно большее число друзей среди богачей и знати и в этот самый год женился на прекрасной и богатой Помпее, дочери Квинта Помпея Руфа, аристократа и крайнего консерватора, убитого в 88 г. сторонниками Мария, и Корнелии, дочери Суллы.[463] Племянник Мария, женившийся на племяннице Суллы и дочери жертвы народной революции, являл хорошее доказательство того, как скоро прекращается политическая ненависть; это также служило доказательством иллюзий, которыми Цезарь еще обманывал себя в этот момент.[464] Так как браки римской знати были только средством сохранить или увеличить свое политическое влияние, то Цезарь, вероятно, не женился бы на Помпее, если бы не хотел этим браком укрепить за собой поддержку со стороны консервативной партии. Этот богатый брак давал ему кредит у всадников, связывал его с большим числом самых влиятельных сенаторов и заставлял забыть партию Суллы о его происхождении и слишком демократическом прошлом. Если бы согласие между консерваторами и народной партией, начавшееся в 70 г., продолжалось, то Цезарь в один прекрасный день мог рассчитывать как на поддержку народа, так и на поддержку лучшей части консервативных классов. Этот брак должен был применить на практике, к выгоде Цезаря, аристотелевскую программу соглашения между знатью и демократией, и указывал, что Цезарь вовсе не был занят тогда спорами между консерваторами и народной партией. Он считал, что они не могут скомпрометировать дело примирения между классами и партиями, к которому стремились со смерти Суллы.
В начале весны 67 г. военные операции, однако, возобновились. Лукулл двинулся на помощь Триарию. Помпей набрал не 120 тысяч солдат, но маленькую армию, не 500 кораблей, как намеревался сначала, но 270, т. е. все, которые он нашел в гаванях союзников.[465] Он распределил их между своими многочисленными легатами, набранными из самых заметных людей высших классов, а также из консервативной партии,[466] и каждому из них поручил очистить одну какую-нибудь часть Средиземного моря. Одним из этих легатов был Марк Теренций Варрон. Римскому народу легко было издавать законы и приказывать собирать большие флоты; но кораблей не существовало, до такой степени пренебрегали морским делом. Лукулл по дороге узнал, что Триарий, или дурно осведомленный, или желая один одержать победу, начал битву и был разбит при Газиуре, понеся большие потери.[467] Лукулл просил помощи у своего зятя Марция, правителя Киликии, и быстро двинулся на помощь к Триарию, но, однако, встретившись с Митридатом, тщетно пытался вызвать его на битву, чтобы своей победой загладить поражение, нанесенное его генералу.
Помпей, напротив, в скором времени окончил предприятие, которое всех страшило. В таком впечатлительном городе, как Рим, и в такую смутную эпоху могли рассматривать пиратов как ужасных врагов; но вся их сила состояла в беззаботности Рима, потому что Крит был единственным местом, где они имели род военного государства, которое, впрочем, Квинт Метелл старался уничтожить уже целый год. Отряды их были слабы и не имели никакой организации с тех пор, как пал их могущественный покровитель Митридат. Известие, что в Риме назначили диктатора над морем и что делают значительные вооружения, быстро распространилось по всему побережью и испугало большинство мелких банд, уже павших духом вследствие разрушения понтийского царства. Страх увеличился вследствие первых пленений и первых наказаний. Хитрый Помпей, желавший быстрого успеха, все равно, продолжительного или нет, ловко воспользовался этим моментом уныния и паники. После первых казней он сразу смягчился, простил сдавшихся пиратов и населил ими разные опустошенные города. Такое поведение вызвало резкую критику со стороны римских консерваторов, потому что по римским законам и традициям было отвратительно и даже преступно так снисходительно обращаться с разбойниками. Но Помпей, сильный поддержкой народа, добивался только немедленного успеха, не заботясь особенно о жестоких традициях, столь дорогих еще знати. Успокоенные этой амнистией, пираты отовсюду являлись, сдавая свои флотилии и оружие римским генералам.[468] В скором времени море сделалось безопасным, и Помпея приветствовали в Риме как чудесного героя, который ударом грома уничтожил такого ужасного врага. В действительности дело было не так важно, потому что в скором времени, когда прошел страх, внушенный морским диктатором, пираты снова вооружили свои корабли и принялись пенить моря.[469]
Напротив, Лукулл, действительно навсегда разрушивший великую монархию, увидал себя лишенным всех плодов своих побед. Когда в Риме узнали о поражении Триария, шумная толпа друзей Помпея начала