принял предложение из честолюбия, чтобы в течение года быть в качестве трибуна господином Рима и отмстить Цицерону, против которого он питал жестокую ненависть со времени свидетельства, данного по делу о святотатстве.
Но Бибул отложил выборы с июля на октябрь. Тем временем Цицерон, вернувшийся к началу июня из Кампании,[693] увидел, что среди этой агитации его кредит быстро возрождается. Помпей не упускал случая выказать ему свое расположение. [694] Цезарь предложил назначить его своим генералом в Галлии. [695] Оба они желали иметь его своим сторонником. Люди оппозиции, недовольные, консерваторы, молодежь так же осаждали его дом, как во времена Катилины. Можно было подумать, что он был единственным человеком, способным восстановить конституцию.[696]
Только Клодий наполнял Рим инвективами и угрозами, направленными против него.[697] Но Цицерон был утомлен и был добычей своих постоянных сомнений. Лесть Цезаря и Помпея оказывала на него мало влияния, ибо его отвращение к демагогической тирании было глубоким и искренним; у него не было более мужества предпринять энергичную оппозицию: он постоянно колебался, то стремясь к великим битвам, то приходя в отчаяние от бездеятельности консерваторов.[698] В своих частных собраниях последние все дурно отзывались о Цезаре, но не осмеливались ничего ни говорить, ни делать публично. Только один из кандидатов на 58 г. отказался принести клятву его законам. Кроме того, угрозы Клодия начали беспокоить Цицерона до такой степени, что заставили его забыть об общественных бедствиях. Он говорил об этом Помпею, который успокаивал его, говоря, что Клодий обязан им и ничего не сделает против него.[699]
На некоторое время Цицерон успокоился, но скоро его волнения возобновились, когда он увидал, что Клодий продолжает свои нападки. Он приглашал Аттика поскорее приехать в Рим, чтобы разузнать о намерениях Клодия через Клодию, с которой Аттик, повидимому, состоял в очень близких отношениях.[700] Клодий, действительно, обманывал Помпея: он хотел добиться изгнания Цицерона, обвиняя его в противозаконной казни соучастников Катилины, но был достаточно хитер для того, чтобы скрыть от всех свои намерения. Зная, как трудно изгнать из Рима такого знаменитого оратора, он хотел захватить его врасплох.[701]
Между тем Цезарь предложил очень точно и хорошо составленный, хотя и трудный для применения закон относительно злоупотреблений правителей провинций, и приказал Ватинию, которому заплатил за его труды акциями обществ откупщиков, предложить другой закон, уполномочивавший его вывести в Комо пять тысяч колонистов, пользующихся правами латинского гражданства. [702] Затем, как кажется, он вмешался, чтобы заставить сенат дать царю свевов Ариовисту титул друга и союзника римского народа. Это указывает, как неопределенна и противоречива была политика Рима, объявлявшего своими друзьями сразу двух врагов.
Но Помпей до сих пор колебался и, по-видимому, даже сожалел, что был вовлечен в партийную борьбу. Это беспокоило Цезаря, и, чтобы восторжествовать над его колебаниями, он прибегнул к ловкому обману: он уверил Помпея, что римская знать замышляет против него заговор. Ватиний убедил одного провокатора по имени Вет-тий побудить несколько легкомысленных молодых людей из аристократии составить заговор против Помпея и разоблачить его. Веттий заговорил об этом с сыном Скрибония Курионом, но последний, более хитрый, тотчас рассказал об этом своему отцу, который передал известие Помпею. Веттий, посаженный в тюрьму, оговорил несколько молодых людей и между ними Брута, сына Сервилии. Вполне возможно, что Веттий, действительно, говорил с Брутом по этому поводу и что Брут совершил какую-нибудь неосторожность. Во всяком случае, Сервилия поспешила к Цезарю, который навестил Веттия в тюрьме. Затем он собрал народ и приказал привести доносчика, рассказавшего длинную историю о заговоре, в которой уже не было ни слова о Бруте, а, наоборот, туманные обвинения падали на могущественных людей консервативной партии — на Лукулла, Домиция Агенобарба, самого Цицерона. После этого о деле замолчали; утверждали даже, что Цезарь приказал убить Веттия в тюрьме.[703]
В октябре Пизон и Габиний были избраны консулами, Клодий народным трибуном; несколько консерваторов, среди них Луций Домиций Агенобарб, — преторами. В непродолжительном времени сенат, где консервативная партия потеряла большую часть своего могущества, по предложению Красса и Помпея прибавил к тому, что было уже дано Цезарю, управление Нарбонской Галлией с одним легионом.[704] Уверенный с этих пор в своем проконсульстве, Цезарь занялся окончательным укреплением своей власти на форуме, организуя в Риме античный Tammany Hall. 10 декабря, едва вступив в должность, Клодий внес ряд законов, один другого популярнее, которые, конечно, были приготовлены по соглашению с Цезарем. Это был, во-первых, закон о хлебе: бедным гражданам хлеб должен был доставляться государством уже не по пониженной цене, а бесплатно; затем закон, позволявший народу собираться и утверждать законы во все праздничные дни; наконец, закон, предоставлявший полную свободу ассоциации римским ремесленникам. [705] Некоторые консерваторы и сам Цицерон хотели энергично воспротивиться этим предложениям, но Клодий ловко обманул их и заставил успокоиться, дав понять, что если они согласятся одобрить его законы, то он не будет более, нападать на Цицерона.[706] Таким образом, в первых числах 58 г. все его законы были приняты без всякого противодействия.
Тотчас же по новому закону Клодий заставил народ дать одному из своих клиентов, Сексту Клодию, человеку из бедной и неизвестной семьи, поручение составить список лиц, допущенных к бесплатной раздаче хлеба.[707]
Тогда произошло любопытное и неожиданное обстоятельство. Масса лавочников, разносчиков и ремесленников, имевших рабов, содержание которых стоило в Риме очень дорого по причине высокой цены хлеба, отпустила их, чтобы сделать из них граждан, кормимых на счет государства,[708] что в значительной мере вознаграждало господина за потерю его прав, причиненную освобождением. Таким образом число имевших право на раздачи быстро возрастало, ибо Секст не был строг относительно внесения имен в списки. Чернь в широкой степени воспользовалась этим законом, и это увеличивало популярность Цезаря, Помпея, Красса и Клодия. Последний с помощью Секста и консулов легко организовал среди римских ремесленников в каждом отдельном квартале большое число обществ, одновременно ремесленных и избирательных, разделенных на де-курии. Точно так же он организовал толпы вольноотпущенников и даже рабов, поставив их под командование капралов, готовых вести их для подачи голосов по первому полученному приказанию.[709] Эта армия избирателей, набранная среди космополитической римской черни и подобная армии, набираемой Tammany НаИ'ом в космополитической черни Нью-Йорка, была на службе клиентелы Цезаря, Красса и Помпея и благодаря хлебному закону поддерживалась государством. Чтобы производить это распределение хлеба, Клодий провел через народное собрание закон, постановлявший присоединение Кипра и конфискацию сокровищ его царя под тем предлогом, что последний продолжал помогать пиратам.[710]
Служивший так ревностно и ловко триумвирам, Клодий хотел получить свою награду — осуждение Цицерона, которого Цезарь, Красс и Помпей хотели удалить из Рима почетным образом. Цезарь, уже выехавший из Рима и готовый отправиться в Галлию, снова предложил ему взять его с собой в качестве легата. Но хитрый Клодий, неоднократно уверявший трех вождей народной партии, что он хочет только попугать Цицерона, выждал организации своих избирательных ассоциаций. Когда приготовления были окончены, он бросился на свою добычу, неожиданно выступив с законом, по которому осуждался на изгнание всякий, кто осудил или осудит на смерть римского гражданина, не дав ему возможности
