апеллировать к народу.[711] Это был как раз случай с соучастниками Катилины. В то же время, чтобы добиться у консулов позволения свободно преследовать Цицерона, Клодий предложил lex de provineiis, по которому, вопреки недавнему закону Цезаря, Македония была назначена на пять лет Пизону, а Сирия — Габинию с правом вести войну вне провинции и производить суд у свободных народов.[712]
Цицерон и его друзья попытались сопротивляться; к консулам отправилась депутация из сенаторов и капиталистов; Цицерон просил вмешаться Пизона, Помпея и Красса; друзья его сделали попытки созвать народные митинги для протеста против закона Клодия. Все было бесполезно. Помпей, Красс и Цезарь жаловались, что Клодий так ловко обманул их и сделал отчасти ответственными за тот скандал, каким было изгнание столь знаменитого гражданина, но не смели вступить в конфликт с всемогущим демагогом. Красс ограничился тем, что позволил действовать вместо себя своему сыну Публию, очень умному и благородному молодому человеку, который должен был отправиться в Галлию с Цезарем и который страстно преклонялся перед великим оратором. Общество, устрашенное Клодием и приведенное в уныние молчанием трех вождей демократии, не осмелилось ничего сделать в пользу Цицерона. Пораженные неожиданным ударом, его друзья должны были посоветовать ему подчиниться на время своему несчастью и самому отправиться в изгнание с надеждой на скорое и почетное возвращение. Цицерон сначала приходил в отчаяние, протестовал, отказывался, потом, побежденный необходимостью, принял единственное благоразумное решение, которое ему оставалось, и покинул Рим в первых числах марта 58 г. Едва он уехал, Клодий подтвердил его изгнание законом и разрушил его дома и виллы.[713]
Немного времени спустя Цезарь оставил Италию, получив тревожные известия из Галлии, а Катон, которому Клодий законом дал это поручение, отправился на Кипр. Цезарь увозил с собою много друзей, ехавших служить под его командой в его армии; среди них были Лабиен, трибун 63 г., Мамурра, всадник из Формий, бывший, вероятно, до сих пор откупщиком налогов и готовившийся стать начальником его инженерной части, и Публий, сын Красса. Что касается Катона, то он долго колебался принять это чрезвычайное поручение. Он понимал, что Клодий старался не доставить ему почетный случай, а просто хотел удалить из Рима главу консервативной партии, чтобы укрепить свое могущество и могущество триумвиров. Однако, зная, что Клодий начнет протв него процесс о неповиновении приказу народа и что, с другой стороны, ему нечего делать в Риме, в то время как на Кипре он, по крайней мере, обеспечит государственному казначейству только что конфискованные сокровища царя, он решил уехать, увозя с собой своего племянника Марка Брута, которому после дела Веттия полезна была перемена воздуха. Этот молодой человек страстно любил науки и пользовался в Риме прекрасной репутацией, как по причине своих ученых вкусов, так и за чистоту своих нравов, вещь редкую среди развращенной молодежи той эпохи.
XVIII
Образование империи
Роскошь Лукулла. — Его вилла на Пинчио. — Последняя миссия завоевателя Понта. — Восточные рабы в Италии. — Эмиграция италийцев в провинции. — Convento civium Romanorum. — Старый и новый Рим. — Рим в 58 г. до P. X. — «Падение» Рима. — Завоевания древнего Рима и прогресс современной индустрии; их аналогичные результаты. — Италия, завоевывая империю, сделалась буржуазной нацией и торговой демократией. — Успехи цивилизации и новая италийская буржуазия. — Противоречия торговой демократии в древности и в наши дни. — Политический индифферентизм и неспособность к военной службе высших классов в эпоху Цезаря. — Рост политического могущества городских рабочих. — Общественное мнение. — Опасность этих противоречий. — Почему в древности торговая демократия была по необходимости завоевательной и воинственной. — Рабство и его причины. — Хлебная торговля. — Что думал бы древний римлянин о наших правах на хлеб. — Потребность в драгоценных металлах. — Почему Рим завоевал империю? — Почему теперь война потеряла свое древнее экономическое значение? — Политический и административный беспорядок в эпоху Цезаря. — Сенат; причины его упадка. — Падение армии. — Могущество триумвиров; его причины. — Помпей. — Красс — Цезарь. — Что Цезарь намерен был сделать в Галлии. — Человеческое величие и судьба. — Последние годы Лукулла.
Роскошь делала тогда в Италии все новые успехи. Лукулл по своем возвращении если не совершенно оставил, то, по меньшей мере, пренебрегал политикой, как бы сознавая, что историческая миссия его кончена, но он отдался другой. Возбудив у римского народа страсть к обширным завоеваниям, он научил страну, бессознательную владелицу роскоши и великолепия, искусству употреблять свои богатства. С удивительным жаром, который возрастал с годами, вместо того чтобы уменьшиться, этот человек, пятьдесят лет проживший в бедности и умеренности, до тех пор как завоевал неизмеримые царства и сокровища двух восточных монархов, удивлял тогда Италию, хвастаясь восточной роскошью, как некогда удивлял ее смелостью своих экспедиций.
На деньги Митридата и Тиграна он приказал построить в той части Пинчио, которая называется теперь La Trinita dei Monti, между via Sistina, via Due Macelli и via Capo le Case, великолепную виллу с залами, портиками, садами, библиотеками, всю украшенную чудесными произведениями искусства.[714] Он купил остров Ни-сиду и, издержав огромные суммы, сделал из него восхитительное местопребывание.[715] Он построил виллу в Баях и купил обширные земли в Тускуле; там он построил не обычные фермы, но роскошные дворцы с художественной отделкой и роскошными столовыми,[716] использовав для этих построек большое число греческих художников.[717] Он приглашал толпы друзей, ученых, греческих артистов на великолепные пиры, приготовленные лучшими римскими поварами, и тешил ими свое старческое обжорство, единственную чувственную страсть, проснувшуюся у человека, так поздно принявшегося за наслаждения. Посреди этих пышных банкетов старик, конечно, не думал, что, в то время как вся слава созданной им политики достанется его младшему преемнику, его имя сохранится в памяти потомства только в связи с этими роскошными пирами, что потомство забудет, что он привез в Италию вишневое дерево, что оно не оценит исторической важности его восточных завоеваний и будет вспоминать только о сибаритской роскоши его обедов. Однако эти пиры, постройки и вся роскошь были продолжением той же исторической миссии Лукулла, которую он начал завоеванием Понта, разграблением его сокровищ и похищением его жителей. Примером своей частной жизни он распространял в Италии на место простых нравов греко-восточную цивилизацию, промышленную, утонченную и сибаритскую.
И действительно, вокруг него совершались быстрые изменения; ассимиляция восточных рабов с италийским населением, так характерная для императорской эпохи, уже началась. Никогда в Италии не было столько рабов. Завоевания Лукулла и Помпея, мелкие пограничные войны и постоянная торговля должниками, проданными за долги в рабство, или людьми, похищенными пиратами, переселили и переселяли в Италию массу мужчин и женщин: азиатских архитекторов, инженеров, врачей, художников, золотых дел мастеров, ткачей, кузнецов, сирийских певцов и танцовщиц, еврейских мелких торговцев и колдунов, продавцов медицинских трав и ядов, галльских, германских, скифских и испанских пастухов. Рассеянные по домам римских и италийских богачей и людей среднего класса, эти несчастные, у которых борьба человека против человека отняла их очаг и похитила их состояние, были принуждены, каков бы ни был их возраст, начинать новую жизнь.
Постепенно в этой массе рабов началась дифференциация. Одни, слишком непокорные, были
