помещения минимум на двоих.
Содержимое ящиков письменного стола Ракким перебрал, привычно фиксируя в памяти расположение каждого предмета, чтобы потом все возвратить на прежние места. Он обнаружил множество линованных блокнотов с набросками заметок для «Ю-эс-эй пост Ирак 301» и «Введения в массовую судебную культуру», целую кипу ведомостей с оценками и толстенный том инструкций, изданных администрацией университета для преподавательского состава. В них пространно описывались нормы поведения и приводились ссылки на соответствующие суры Корана.
На одной из книжных полок Ракким, к некоторому своему удивлению, заметил экземпляр старого Билля о правах. Книга стояла вне пределов видимости тех, кто входил в кабинет, однако он так и не понял — является поступок Сары простой неосторожностью или она намеренно держала его поблизости, желая напомнить себе, до какой степени все изменилось в их мире? Некоторое время назад бывший фидаин где- то вычитал, будто даже сжигание государственного флага когда-то считалось проявлением свободы слова. Новый режим внес изменения во все десять поправок. По мнению племянницы Рыжебородого, первую из них совершенно выхолостили, напрочь лишив смысла, остальные в довольно ограниченном виде сохраняли кое-какие гражданские права. В целом, большая часть населения отнеслась к перекраиванию конституции довольно наплевательски, однако полная отмена второй статьи все же вызвала немало протестующих голосов. Некоторые консерваторы ворчали до сих пор, но и они, подобно более покладистым соотечественникам, давным-давно распрощались с личными арсеналами. Владение оружием для частных лиц находилось под строжайшим запретом. Сам Ракким потребности вооружиться не испытывал. Он и без оружия представлял собой немалую опасность.
Бывший фидаин закончил осмотр книжного шкафа. Верхние полки занимали академические тексты и биографии, на нижней выстроились материалы по самому любимому предмету Сары — массовой культуре конца двадцатого — начала двадцать первого века. Произведения по мотивам «Звездных войн» и «Людей X», «Властелин колец», литературные изложения детективных фильмов и фильмов ужасов, романтических комедий и политических триллеров. Карты памяти с программами телепередач за пятьдесят прошлых лет и энциклопедиями комиксов. Иллюстрированные каталоги модной обуви, верхней одежды, мощных машин и бижутерии — в минувшей эпохе буквально все служило предметом жадного любопытства Сары. «Все сходится, Ракким, — часто повторяла она. — Все сходится, нам остается лишь увидеть общую картину». Ей это удавалось. Она с первого взгляда вникала в суть предоставленной ей подборки культурологического материала и, благодаря редкому сочетанию проницательности и интуиции, успевала сделать необходимые выводы еще до того, как большинство специалистов только-только приступало к анализу данных.
Как бы то ни было, по Китаю Ракким не нашел ничего. Ни в печатном, ни в электронном виде. Он надеялся обнаружить хоть какой-то намек, объясняющий происхождение крошечного отверстия на карте. Книгу по китайской кулинарии или буклет, посвященный пандам, — однако поиски оказались тщетными. Выйдя в Интернет, бывший фидаин заглянул на один из географических сайтов. Отметка почти совпадала с местом расположения плотины «Три ущелья», но значение ее так и осталось неясным. Сара считалась экспертом по истории Америки, а Китай не имел к нынешней североамериканской стране почти никакого отношения. Он сохранил статус глобальной сверхдержавы, в то время как Исламская республика числилась зоной технического застоя. Раздробленное политически, государство давно утратило былую славу. Чем Дальний Восток мог заинтересовать Сару? Ракким недоуменно пожал плечами. Может, отверстие на карте появилось случайно? Например, она загнала туда кнопку по ошибке. В подобных ситуациях Рыжебородый рекомендовал сосредоточиться на известных фактах и лишь потом давать волю фантазии.
На известных, так на известных. Сара исчезла в пятницу утром. Ушла сразу после лекции по довоенной истории США, бросив машину на университетской стоянке. Рыжебородый заявил, будто она удрала от навязанного ей замужества, однако Ракким имел на данный счет большие сомнения. Если бы причина заключалась лишь в этом, она бы просто явилась на стадион и выразила наконец согласие сбежать вместе с ним. Что же послужило толчком на самом деле?
Возле входа лежала розовая записка. Для Сары.
Доктор Хоббс, преподаватель истории, просил позвонить ему и договориться о презентации для факультетского совета. Ракким долго разглядывал дверь. Сара пропустила лекции в пятницу и семинар по передовым методам исторических исследований, назначенный на сегодняшнее утро, а коллеги, вероятно, даже не подозревали о ее исчезновении. Тогда почему она получила именно
Только сегодня для доктора Барри поступило четыре новых сообщения. Все от других преподавателей исторического факультета: перенос времени завтрашнего обеда, приглашение на чаепитие в кругу ученых коллег, просьба представить замечания по развитию франко-алжирских эмиграционных процессов, повторное напоминание вернуть книгу доктору Филлипи. Еще две записки предназначались Саре. Одна от заведующего кафедрой с просьбой связаться. Вторая, со штампом «Социология» от Мириам, гласила: «Я перепутала день? Позвони». Услышав звук вставляемого в замок ключа, Ракким поспешно сунул ее в карман. Он умышленно не стал закрывать кабинет изнутри.
— Что вы здесь делаете? — Женщина средних лет прижимала к груди папки с бумагами.
— Доктор Барри? — Бывший фидаин протянул руку, однако вошедшая никак не отреагировала. — Здесь оказалась не заперто, и я позволил себе войти. Надеюсь, вы не будете возражать? Я хотел бы взять интервью у доктора Дуган.
— Правда? — Оставив дверь открытой, доктор Барри прошла к столу и бросила на него папки. Розовые записки разлетелись во все стороны. — Она обманула вас, молодой человек. Добро пожаловать в клуб.
— Боюсь, я вас не понимаю.
— Их королевское высочество изволили отправиться в очередную исследовательскую экспедицию, удостоив меня чести вести за нее занятия, — проворчала доктор Барри. — Без всякого предупреждения. Даже не намекнула, когда вернется. — Она тяжело опустилась на стул и поправила очки указательным пальцем. Измотанная преподавательница в платье с длинными рукавами и седыми растрепанными волосами. — Меня совершенно не интересует ее так называемая специализация. Лично я занимаюсь углубленным изучением мусульманских демографических моделей конца двадцатого века, а не чепухой, обеспечивающей дешевую популярность.
Ракким улыбнулся:
— Я — не историк.
— Считайте, что вам повезло. — Доктор Барри внимательно посмотрела на него. — Какое интервью?
— Я пишу статью о профессоре Дуган для «Исламо-католического сборника».
— Может, когда звезда факультета соизволит вернуться, мне подать заявку на предоставление гранта и смотаться на юг Франции? — вздохнула доктор Барри. — Я была бы не против провести месяцок-другой за изучением крайне интересных документов по переписи населения, а потом вернуться сюда, чтобы у меня взял интервью такой приятный молодой человек.
Ракким показал на фотографии в рамках на ее столе:
— Ваши дети?
— Все шестеро, и каждый рожден в боли и муках. — Преподавательница перекрестилась. — Истинные католики, как и мусульмане, не боятся исполнять свой долг. Вы знакомы с профессором Дуган?
— Нет, но я просмотрел ее книгу.
— В сущности, я ничего не имею против нее, — сказала доктор Барри. — Просто у меня создалось впечатление, что Саре не хватает зрелости. Сколько раз я говорила ей: первой обязанностью женщины является брак и рождение детей. А карьерой можно заняться, когда дети подрастут. Я поступила именно так. — Она потерла нос-картошку. — Я много работаю. Каждый день хожу на мессу. С уважением отношусь к властям. — Женщина поправила одну из фотографий. — Вы — умеренный или модерн?
— Честно говоря, не знаю. Просто пытаюсь вести себя достойно.
— Странно услышать такой ответ от одного из вас. — Доктор Барри улыбнулась. Несмотря на большие неровные зубы, улыбка ее оказалась до крайности приятной и искренней. — Вы говорите как католик. Мы всегда во всем сомневаемся.
