месяца постоянной боли и страха. Мы отобрали четыреста кандидатов, и лишь сто двадцать семь прошли курс до конца. — Кидд продолжал смотреть на Халеда большими, подернутыми влагой глазами. — Когда у моих людей появлялось время на молитвы, они произносили их, будучи твердо уверены, что Аллах разглядит сияние души и под грязной внешностью.
— Да… конечно, я был бы счастлив благословить их.
Генерал ничего не ответил.
Ибн-Азиз вознес благословение. Чумазые новобранцы не обратили на него ни малейшего внимания. Развалившись прямо на земле, они голыми руками вскрывали упаковки с полевыми пайками, смеялись и переругивались. Визжащая толпа.
— Я пришел сюда потому…
— Мои соболезнования в связи с кончиной муллы Оксли, — перебил его генерал. — Для нас с вами это невосполнимая потеря. Он был большим нашим другом.
— «Черные халаты» продолжат оказывать поддержку фидаинам как самым преданным воинам. Вы — воистину шипы розы ислама.
— Внезапный сердечный приступ… Действительно не было никаких симптомов болезни?
— Все произошло так, словно Аллах перенес его прямо в рай.
— Оксли отличался чудовищной прожорливостью. Возможно, ему следовало умерить аппетиты. — Генерал улыбнулся ибн-Азизу, продемонстрировав ослепительно белые зубы. — Вы худы как щепка, мулла. Видимо, сами в рай не торопитесь.
— Я равнодушен к еде, дорогой генерал. — Ибн-Азиз ощутил некоторое беспокойство. — Питаю любовь лишь к Аллаху Всевышнему и забочусь только о чистоте нации. Евреи, цыгане, атеисты, жители Библейского пояса… и самые опасные из всех модерны и католики, которые живут среди нас, разлагают нас изнутри духовной гнилью.
Генерал уставился вниз, казалось, напрочь забыв о существовании гостя.
— Я принял определенные меры по отношению к католикам…
— Знаю. Сожгли монастыри, осквернили молитвенные дома… некоторые считают, что вы перестарались. Исключительно рискованная линия поведения для человека, недавно пришедшего к власти.
— Преступления против морали относятся к компетенции «черных халатов». — Ибн-Азиз уже не мог скрыть раздражения. — Католики едят свинину. Неумеренны в потреблении алкоголя, держат в своих домах собак, а потом ходят среди нас, и мы вынуждены касаться шерсти этих грязных животных. — Данная проблема всегда его беспокоила. Он даже не заметил, как стал брызгать слюной. — Католики не бреют волосы под мышками и в области лобка, как добропорядочные мусульмане, поэтому там скапливается пот, испускающий тошнотворный запах. Нация вполне может обойтись и без них.
— Юрисдикция «черных халатов» распространяется на мусульман-фундаменталистов…
— Истинных мусульман, — прошипел ибн-Азиз.
— Возможно… но нация не может позволить себе дальнейшего разобщения. — Генерал одернул и без того идеально сидевшую на нем форму. — Пойдемте со мной, надеюсь, вы все поймете правильно. — Он начал спускаться по лестнице, ведущей с балкона. Ибн-Азизу волей-неволей пришлось следовать за ним.
Измученные фидаины мгновенно вскочили на ноги, торопливо приводя в порядок лохмотья. Тощие, покрытые волдырями от солнечных ожогов, царапинами и ссадинами, с опухшими глазами и спутанными бородами, они напоминали стаю оголодавших волков.
— Взгляните на них, прежде чем сжигать церкви. Некоторые из них — бывшие католики.
— Многие приняли истинную веру лишь для вида. И вы сами об этом знаете. — Ибн-Азиз шагал за пробиравшимся сквозь толпу генералом. Сам он старался ни к кому не прикасаться. — Они прибегли к такой уловке только ради того, чтобы попасть в фидаины.
Кидд обнял одного из новобранцев, юношу с потрескавшимися губами и диким взглядом. Тот едва не лишился чувств от оказанной ему чести. На форменной куртке генерала осталось пятно грязи. Он поцеловал в щеку еще одного бойца. Другие припадали к его руке и громко повторяли имя командира в надежде услышать слова одобрения или оказаться замеченными. Кидд углублялся в толпу, похлопывая новобранцев по плечам. Вскоре его форма мало отличалась от их лохмотьев, заляпанных грязью, усеянных репьями и забрызганных кровью.
— Мы должны настороженно относиться к таким мнимым приверженцам веры, — вещал ибн- Азиз.
— Я же не могу заглянуть в душу каждому. Впрочем, у меня нет ни малейшего желания заниматься этим. — Потрепав одного из новобранцев за рваное ухо, Кидд повернулся к гостю. — Кроме того, разве не Рыжебородый должен защищать нацию от угрозы, исходящей от собственных граждан? Этим должна заниматься служба государственной безопасности, а не фидаины.
— Несомненно. — Ибн-Азиз опустил голову и поплотнее закутался в халат. Он ничем не выдал собственной радости: генерал попался в умело расставленную ловушку. — Я хочу задать вам только один вопрос. Справляется ли Рыжебородый со своими обязанностями?
Кидд взял предложенный кусочек хлеба из покрытых струпьями рук новобранца, поблагодарил его и положил в рот.
— В течение трех лет в стране не произошло ни одной серьезной диверсии. — Он облизал губы и широко улыбнулся подчиненным. — Террористические ячейки постоянно уничтожаются, виновные несут заслуженное наказание. По моему мнению, служба безопасности работает превосходно.
— Племянница Рыжебородого — блудница и вероотступница. Она не только написала книгу, в которой умаляется воля Аллаха на создание нашей нации, но и сбежала из дома. Живет, не ограничивая себя в соответствии с верой и традициями, что можно оценить только как издевательство над идеалами благочестия, которых должны придерживаться все женщины. Разве мы можем доверить Рыжебородому безопасность нации, если он не смог уберечь от греха собственную племянницу?
Генерал отдал честь новобранцам. Они отсалютовали в ответ, выкрикивая его имя ужасными, хриплыми, оглушающими голосами. Но Кидду, судя по выражению его лица, их крики казались ангельским пением.
— Мне нужна ваша помощь в поисках блудницы, — произнес ибн-Азиз. — У вас есть настоящие специалисты тайной слежки. Им не составит особого труда…
— Я не посылаю своих людей охотиться на женщин. — Генерал снова улыбнулся новобранцам. — Прикажите вашим «черным халатам» пошевелить своими пухлыми задницами, если вам так не терпится ее найти. У меня есть более неотложные дела.
Ибн-Азизу хотелось схватить его и трясти до тех пор, пока он не поймет, какой уникальный шанс ему предоставлен… но форма Кидда выглядела такой грязной.
— Генерал. Прошу вас, генерал, мы должны поговорить наедине.
Командир фидаинов выбрался из толпы и направился к лестнице. Ибн-Азизу придется отмокать в ванне несколько часов. Халат придется сжечь. Очистить его от грязи не удастся уже никогда.
Генерал помахал новобранцам с балкона, и те заорали еще громче.
— Возможно, вы не видите связи между личными и профессиональными неудачами Рыжебородого, но другие увидят, — пообещал ибн-Азиз. — У меня есть друзья на государственном телевидении, которые будут только рады помочь. Не обольщайтесь по поводу моей молодости, генерал. Я вполне могу захватить инициативу, как вы когда-то в Филадельфии. Это — шанс для фидаинов и «черных халатов» добиться большей власти, более широких полномочий. Неужели вы не понимаете?
Кидд наконец повернул к нему испачканное лицо, и по телу Халеда пробежала дрожь.
Прокляв себя за минутное проявление слабости, мулла с гордым видом скрестил руки на груди. Подумать только, его предало собственное тело, способное послужить шайтану открытой дверью.
— Я лишь хочу сказать, что в этом наши интересы совпадают. Как мне говорили, между руководителями фидаинов и «черных халатов» существовало определенное… взаимопонимание. А также понимание того, что Рыжебородый давно перестал быть полезным нации.
Генерал снова повернулся к восторженно галдящим новобранцам.
— Взаимопонимание существовало только между мной и Оксли. Если вы сможете воскресить его из
