немцев!» — это стало заповедью советских солдат, заменившей все десять библейских заповедей. Русский писатель и один из главных пропагандистов ненависти Илья Эренбург призывал: «Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов»[16] .
А вот более сдержанные комментарии газеты «Красная Звезда»:
«Приходится признать, что немецкое сопротивление в Восточной Пруссии столь сильно и стойко, что оно превосходит все, что было прежде. Идут чрезвычайно кровавые бои, в которых немцы сражаются с фанатичным упорством. Они неустанно контратакуют и борются за каждый клочок земли».
Радио Лондона также было поражено происходящим и отмечало, что «за Восточную Пруссию идут невероятно упорные бои, требующие максимальной силы воли от обеих сторон. Немцы отчаянно сражаются за святую землю Пруссии».
Однако немецкие солдаты знали гораздо лучше радио Лондона, почему и ради чего они рискуют своими жизнями. В деревнях, которые они отбивали у врага, немецкие бойцы своими глазами видели свидетельства зверств врага. И им уже не нужна была ни пропаганда, ни исторические примеры, чтобы заставлять их сражаться так, как они сражались.
Тем не менее Пруссия оказалась в руках русских. Эта прекрасная земля всегда была желанным трофеем для иностранных завоевателей. В начале весны следующего года в Восточную Пруссию, как домой, возвращались лишь аисты и дикие гуси, привычно летевшие клином. Их прилет создавал обманчивую, но столь желанную иллюзию того, будто с нашим миром все в порядке. Однако земле, на которую возвращались птицы, никогда уже не было суждено стать прежней.
Глава пятнадцатая
Силезия
Естественной преградой на пути мощного наступления армии Сталина на восточные границы Германского рейха и Берлин была река Одер. Двигаясь к Одеру, огромные силы русских вошли в Силезию, где одной из их главных целей был захват Бреслау, центра экономической жизни Силезии и ключевого рубежа для Красной Армии. Как раз тогда и возникла фраза: «Судьба Европы будет решена на Одере». Именно поэтому на данном театре. военных действий Германия предприняла колоссальные оборонительные меры и сконцентрировала войска. Наша часть была также направлена туда.
Нашу боевую группу неожиданно сняли с предыдущего места дислокации, и вскоре мы выехали в железнодорожном составе из Восточной Пруссии в Померанию. Наш путь длился несколько дней.
Мы получили новое снаряжение и были распределены по новым частям. После чего, покинув наши старые казармы школы для младшего командного состава в Лауэнбурге, мы на поездах-экспрессах поехали по направлению к Одеру. Не зная стратегических планов, каждый из нас удивлялся, почему место назначения нашей боевой группы меняется так часто. Во время пути оно опять в очередной раз было изменено, и мы оказались вовсе не там, где должны были быть изначально, но там, где наша группа была отчаянно нужна.
Когда наш состав наконец достиг сельской местности Силезии, с неба падали хлопья снега, залепляя окна вагонов. Это была середина декабря, и в Силезии уже наступила зима. Мы прибыли в Бреслау. Нас, не знавших этот город, удивила царившая в нем мирная атмосфера. Там не было ни единого признака войны. Автомобили и трамваи ярко светили фарами, проносясь среди сверкающего снега. Люди терпеливо стояли в очереди возле кинотеатра, увешанного разноцветными афишами. Дети катались на коньках по замерзшему рву у входа в город. С главного городского вокзала поезда продолжали отходить по расписанию, точно так же, как и поезда, шедшие из Фрейбурга на запад.
Наряду с Дрезденом, Бреслау был единственным крупным немецким городом, который до конца 1944 года не бомбили союзники. За время войны этот важный восточногерманский город разросся. Его население увеличилось с 630 тысяч до почти миллиона человек за счет людей, приехавших с запада Германии. В Бреслау функционировало большое количество предприятий военной промышленности. После бомбардировок Берлина сюда переместились отделы государственной администрации и официальные лица из министерств финансов и иностранных дел. Помимо этого, Бреслау и окружавшие его небольшие городки и деревни стали домом для эвакуированных жителей территорий, подвергавшихся тяжелым бомбардировкам, в частности областей Рейна и Рура. По сути, Бреслау можно было даже назвать национальным бомбоубежищем, куда стекались тысячи немцев, которых выгнали из их домов бомбежки.
Наши новые казармы находились на территории «Школы пехотных тренировочных батальонов пополнения» в городке Дойч-Лисса, находившемся всего в восьми километрах к западу от Бреслау. Трехэтажный каменный комплекс школы был расширен за счет деревянных домов, построенных для регулярной армии. Один из них и стал моим очередным пристанищем. Жалеть о теплых домах, в которых мы жили прежде, не имело смысла, поскольку альтернативы все равно не было. Нас утешало то, что в течение всего дня мы находились за пределами бараков и возвращались в их оледенелые стены только на время сна. К тому же по вечерам мы нагревали наше новое жилище с помощью большой и уродливой на вид железной печки, подкидывая в нее дрова, пока она не раскалялась докрасна. Правда, из-за этого приходилось спать на середине комнаты, подальше от печи, чтобы не загорелись набитые соломой мешки, служившие нам матрасами.
Каждый день у нас проходили занятия на открытом воздухе, в ходе которых мы отрабатывали применение пехотных гаубиц и минометов. Между тем численность нашей части росла и в конечном счете достигла целого батальона. К нам поступили бойцы из Померании, Восточной Пруссии, а также из других частей. У большинства из них уже был фронтовой опыт. Но немало было и тех, кто только что прошел базовую подготовку и теперь ждал боевого крещения. Некоторые из новобранцев не могли дождаться своего первого боя, однако многие из них лишь говорили так, чтобы скрыть страх. Нас, бойцов из 11-й роты, собралось здесь в итоге 120 человек. Мы знали, что сможем положиться друг на друга, и держались вместе.
В один из дней, когда у нас шли привычные занятия на местности, вдруг появился связной, который сообщил, что все мы должны незамедлительно возвращаться в лагерь. Там нам было приказано выстроиться на заснеженном учебном плацу. В нескольких словах суровым военным тоном нам объяснили причину нашего спешного возвращения. Также, прежде чем получить приказ выдвигаться на позиции, мы услышали напоминание о том, что «каждый боец должен оставаться верным присяге и выполнять свой долг защиты Родины от большевицкого штурма».
Нам выдали сухие пайки, боевые снаряды и дополнительную дневную норму еды. Личные вещи, которые не могли нам пригодиться в сложившейся ситуации, мы сложили на чердаках бараков. Почтовое отделение тут же наполнилось бойцами, которые отправляли домой телеграммы и спешно написанные письма для семьи и друзей. Для некоторых эти письма стали их последним приветом родным.
Мы оказались в числе гарнизона защитников Бреслау в тот же день, что и отдельный полк СС «Бесслейн», в составе которого я и провел основную часть боев за Бреслау. Всем нам было приказано находиться на позициях в полной боевой готовности.
Русский маршал Жуков приближался к Бреслау с огромными превосходящими силами со стороны Южной Польши. Несмотря на яростную оборону немцев, его продвижение было невозможно остановить. Маршал Конев также наступал в направлении Бреслау, действуя столь же огромными силами. Его войска при поддержке бессчетного количества танков, как и войска Жукова, впоследствии пересекли Одер, используя занимаемые заранее плацдармы на противоположном берегу.
Сталин, полностью осознавая проблемы союзников на Западном фронте, возникшие у них в связи с Арденнской наступательной операцией немецких войск, ускорил на восемь дней начало наступления Красной Армии. Советские разведывательные войска небольшими группами приземлялись на парашютах перед самыми нашими позициями. Они были оснащены мощными радиостанциями, улавливавшими сигнал