охальник-ветер обнажил ее полные колени.
До вечера Семен просидел у Беловых. Старики встретили его по-родственному. Алексеич раздобыл к обеду бутылку самогона и целиком завладел вниманием гостя. Обсуждали результаты деятельности карательной тройки («В Знаменке 73 человека как корова языком слизала! А сколько постреляли по району — страшно подумать!»), шумно вздыхали, обмениваясь слухами о боях в Сталинграде и предгорьях Кавказа («Далеко забрался чертов немец! Когда его оттуда выкуришь?..»).
После обеда Алексеич отправился во двор под навес — соснуть часок. Мать ушла к соседям, да и застряла там. Сунулась было в хату Анка Стрельцова, но увидела Семена, попросила сито и убежала.
Лида, переодевшаяся в старенький сарафан, мыла посуду, сновала по хате с тряпкой в руке, наводя порядок. Босые, полные в подъёме ноги носили ее по земляному полу со стремительной легкостью. Так же легко и ловко двигались в работе ее руки. Семен сказал с невольным восхищеньем:
— Знаешь, Лидок, первый раз вижу, что вот так можно делать домашнюю работу!..
— Как?
— С удовольствием и красиво. Честное слово, красиво! Четко, просто — как машина…
— Сравнение шофера! — фыркнула Лида и, пройдя мимо Семена, обдала его запахом разгоряченного тела и свежевыстиранной женской одежды.
Она добилась своего: Семен не спускал с нее угрюмоватых глаз. Что ж, пускай смотрит, если хочет. Она не высушенная вобла, вроде некоторых…
— Подержи Николеньку, я рубашечку примерю, — попросила она, разворачивая покупку.
Неловко, на вытянутых руках, поднял он ребенка.
— Ах, да не так! — с досадой сказала Лида и показала, как надо держать. Рука Семена нечаянно попала между Николенькой и большой прохладной грудью Лиды. Он смутился.
А она и бровью не повела, словно не заметила.
С Нюсей Лущик познакомился Никифор через Зою Приданцеву. Чернокосая, тоненькая, как девочка- подросток, с загибавшимся книзу кончиком горбатого носа, она походила на черкешенку или турчанку, а Знаменские остряки говорили, что Нюся смахивает на бабу-ягу в молодости.
Никифор узнал, что до войны она тоже училась в педтехникуме, и они быстро нашли общий язык.
— А у нас… — говорил Никифор.
— А у нас… — говорила Нюся.
Нюся Лущик оказалась приятным собеседником. Это подтверждала и Зоя Приданцева, которая с ней дружила.
В тот час, когда Семен сидел за обеденным столом в хате Беловых, Нюся Лущик, Никифор, Зоя и Петя Орлов возвращались домой с воскресного базара. Все они жили на Алексеевской конце неподалеку друг от друга. Нюся, отплевывая подсолнечную шелуху, стрекотала:
— Все равно ему жизни не будет, хоть и ушел от нее. Я Лидку знаю, ей все нипочем. А он тихоня, с виду мрачный, а так добрый… Лидка захочет — с кашей его съест. Видали, как сегодня?
Зоя смущенно помалкивала. Что Семен женат — для нее неожиданная и неприятная новость.
— Да-а, — насмешлива тянул Петя Орлов. — Я тоже ее знаю: черт в юбке, а не баба! С такой не пропадешь… если раньше времени не сдохнешь.
Парни захохотали, а девчата солидарности ради встали на защиту женского сословия. Завязался шутливый спор, который вечен и бесконечен. Спорили, пока не дошли до хаты Орлова — он жил ближе остальных.
— Приходите ко мне вечером, — пригласила Нюся. — Яблоками угощу.
— Не возражаю, — сказала Зоя.
— И мы не против, — переглянувшись с Орловым, сказал Никифор.
На том и расстались.
В сумерках Никифор шагал по Нижней улице. Шел без палочки, чуть прихрамывая — уже мог ходить так на короткие расстояния.
Вместе с Зоей ему приходилось раза три бывать у Лущик. Поэтому он уверенно открыл калитку, обогнул низкую продолговатую хату и постучался в приоткрытую дверь.
— Входи, входи, — раздалось у него за спиной; в сумерках он и не заметил Нюсю, которая хлопотала у летней стряпки в дальнем углу двора. — Там Петя скучает, иди к нему. Я зараз управлюсь.
Орлов в отглаженной полотняной рубахе навыпуск, перехваченной в талии крученым поясом с махрами, сидел в горнице в церемонной позе званого гостя и курил. Обрадованно улыбнулся Никифору:
— Хуже нет заявляться первым-сидишь как попка-дурак!
Они уселись друг против друга за шатким столом, покрытым вышитой скатертью. Орлов достал нарядный кисет — видимо, девичий подарок. Предложил:
— Закуривай.
Взаимное угощение куревом у малознакомых парней-знак дружелюбия и во всех случаях — испытанный повод для завязки разговора.
— В каких частях служил? — поинтересовался Орлов.
— 130-я дивизия, 528-й полк, — назвал Никифор первоначальное место своей службы.
— Братишка, так и я в этой дивизии был! — оживился Орлов. — Ты где в плен попал? Еще под Уманью?.. Ну, а я позже… Небось, год назад и думки не держал, что v немцев очутишься? — с неожиданной горечью спросил Орлов. Но ответа на свой вопрос он не ждал: все было и так ясно. — М-да-а, — тянул он. — Судьба, как в той паршивой песенке поется, играет человеком… Да что там человеком — армиями! Все пошло к черту на рога!.. Э-ха!
— Ты что? Растерялся? В бабью присказку о несчастной судьбе стал верить? — с внезапной резкостью сказал Никифор, уставившись на собеседника жестким взглядом широко раздвинутых глаз.
Орлов от неожиданности крякнул. Преодолев секундное замешательство, он с раздражением спросил:
— Может, ты не растерялся? Сейчас редко такие встречаются… Объясни тогда, почему немцы прошли пол-России? Почему? — почти крикнул он со страданием в голосе.
— Плохо воевали, — глухо ответил Никифор.
— Плохо? Это мы уже слышали!.. А ты мне конкретно скажи, кто плохо воевал и почему плохо?
— Мы с тобой, — насмешливо проговорил Никифор. — Будь мы хорошие солдаты, не сидели бы сейчас здесь, не покуривали. Либо дрались бы… — Никифор сделал глубокую затяжку. — Либо в земле наши косточки лежали.
Орлов как-то разом сник. В глазах у него погас лихорадочный блеск. Торопливо свернул себе новую цигарку, жадно затянулся, окутавшись густым облаком махорочного дыма.
— Отчасти ты прав, — после продолжительного молчанья сказал он. — Но только отчасти. Пленные были и будут в самых дисциплинированных армиях. Война без пленных, как и без убитых, немыслима. И это не потому, что были и будут трусы и мерзавцы. Они — статья особая. Но создаются такие положения, когда сопротивление невозможно или бессмысленно.
— Нет таких положений! — отрезал Никифор.
— Есть! И ты сам доказательство, что есть, — прищурился Орлов. — Я не беру в расчет себя, хотя считаю, что сделал все от меня зависящее… Пускай я буду трус и предатель! Ну а ты?
— Я себя не оправдываю, — уклончиво ответил Никифор. Разговор принял опасное направление, и он решил, что следует быть осторожным.
— Припер, говоришь, к стенке? — Орлов удовлетворенно откинулся на спинку стула и со снисходительными нотками продолжил: — Я не одну ночь в концлагере об этом думал. И не один я такой! Уйма нашего народа у немца в плену. Не тысячи, а сотни тысяч. А с гражданским населением — миллионы. Пойми ты: миллионы! И все они, по-твоему, виноваты? Шутишь, приятель!
— Не нам с тобой судить об этом.
— Не нам?! — взорвался Орлов. — А кому тогда? Ведь мы с самого начала все видели своими глазами!.. Гнилая царская Россия смогла сдержать немцев у западных границ, а у нас они дошли до Сталинграда! Это как надо понимать?..
