медицинской помощи, так как я еду в составе группы инженерно-технического обеспечения бригады в район боевых действий. Уже был у командира военный техник 3-го ранга Воропаев, который будет возглавлять эту группу. Боевую задачу поставил нам подполковник Иванов. Бригаде предстояло во взаимодействии с 204-й стрелковой дивизией и другими частями выбить противника из разъезда 74-й километр. Отбросить неприятеля от железной дороги Абганерово — Тингута, ведущей в Сталинград, и задержать его продвижение до прибытия резервных войск. Нашей группе надлежало во время боев следовать за 1-м танковым батальоном, ремонтировать поврежденные машины непосредственно на поле боя, оттянув их в укрытия, а мне — оказывать медицинскую помощь раненым и обожженным. В состав группы технического обеспечения вошли два тягача, две ремонтные летучки — по электрооборудованию и оружейная, две бортовые машины с запчастями, два бензовоза с соляркой, бортовая машина с бочками бензина. Летучки — это мастерские, оборудованные станками токарными, фрезерными, тисками, сваркой, инструментом.
Из личного состава в группу подобрали самых опытных ремонтников, которые успели зарекомендовать себя за эти дни. Кроме старшего группы Воропаева, из командиров вошли в нее военный техник 3-го ранга Дрозд — специалист по ремонту двигателей танков, а также сержант Король — командир отделения. Старшина Кругляков возглавлял отделение по ремонту колесных машин. Красноармеец Нагиба — электросварщик, Тарас Колесник — оружейный мастер, лейтенант Балашов — электротехник, сержант Синицын — электрик, слесари и водители. Группа находилась в непосредственном подчинении зампотеха бригады. Оставив часть перевязочного материала старшине роты, я взял с собой все остальное свое имущество: носилки, набор медикаментов и инструментария — комплект «ПФ», комплекты бинтов и шин и погрузил все на тягач водителя Саши Цветкова. Санитарную сумку держал при себе.
Группа получила сухой паек: сухари, консервы, кашу и суп в концентратах, сушеный картофель, соль, сахар, чай. Водителям было приказано отдыхать — предстоял ночной марш. Выезд назначен сразу после ужина.
С наступлением темноты погрузились и выехали в южном направлении. Шли без света. Ориентироваться должны были на стоп-сигналы впереди идущих машин, но сплошная пелена пыли резко ухудшала видимость и движение. Особенно много пыли выпало на наш замыкающий тягач, а отстать — значит потеряться в степи. Все в машинах спали, настолько устали за последние напряженные дни. Бодрствовали только водители за рулем и рядом сидящие, чтобы не дать уснуть водителям. Вел колонну зампотех бригады по каким-то только ему известным ориентирам. Шли медленно, часто останавливались. Иванов объезжал колонну много раз, пересчитывая машины. Еще до рассвета добрались до позиций 1-го танкового батальона северо-западнее разъезда 74-й километр. Мы уже знали, что правее нас, в районе совхоза им. Юркина, разместился 2-й танковый и мотострелковый пулеметный батальон. Там же находились штаб и рота управления бригады, вспомогательные подразделения, медсанвзвод. Бригада расположилась в боевых порядках 204-й стрелковой дивизии, с которой надлежало взаимодействовать в бою. Иванов с Воропаевым убыли в штаб бригады доложить о прибытии и для получения боевой задачи. Нам приказали рассредоточиться, сидеть в машинах и ждать указаний. Мимо нас все проходили воинские части, некоторые останавливались и размещались рядом.
Начало светать. Мы оказались в лощине, проросшей кустарником. В дымке рассвета вырисовывались силуэты рассредоточенных танков, прикрытых маскировочными сетями, ветками, грузовых специальных машин. Стали различимы позиции артиллерийских батарей, зенитных установок, вкопанных в землю. Между ними вклинились только что прибывшие воинские подразделения, военная техника. Вокруг копошились красноармейцы, командиры. Много всего военного скопилось на этом участке, представлявшем такую удобную мишень для противника. Ночь выдалась прохладной, несколько озябли. Вышли из машин, размялись. Осмотрелись. Обложили кустарники своими «минами», добавив их к наложенным до нас.
Наша группа все еще ждала воентехника Воропаева. В это время к танкам подъехали крытые брезентом машины. Прибыли автоматчики из мотострелкового пулеметного батальона. Стали выгружать ящики с гранатами и бутылками с горючей жидкостью и крепить их на броне танков, где и сами размещались за башней каждого танка по четыре-пять человек. Привязывали себя к скобам, крышке трансмиссионного люка, чтобы не свалиться при движении или ранении. В их задачу входило огнем автоматов, гранатами и бутылками с горючей жидкостью подавить огневые точки и живую силу противника при прорыве танков в его боевые порядки, способствуя этим продвижению нашей пехоты. В сознании уложилось убеждение, что танкисты внутри машины надежно укрыты от пуль и осколков. И на этом фоне со всей откровенностью выпячивалась беззащитность автоматчиков сверху.
Вернулся из командного пункта бригады Воропаев и доложил обстановку:
— С минуты на минуту ожидается атака наших войск на разъезд, с задачей выбить противника и отбросить от железной дороги. До разъезда от нас менее полукилометра. Нам приказано следовать за 1-м танковым батальоном, который должен прорвать оборону врага. 2-й батальон и мотострелковый с такой же задачей действуют справа от нас.
Там был ранен зампотех батальона, и временно туда направили воентехника 3-го ранга Дрозда.
Вдруг в тревожную тишину рассвета ворвались голоса громкоговорителей из расположения противника. Это было так неожиданно, что мы насторожились, затаив дыхание. Громкий, четкий, лающий голос, эхом раскатившийся вокруг, на чистом русском языке приказывал прекратить сопротивление и добровольно сдаться немецким войскам. Предварительно уничтожив всех коммунистов, комиссаров и евреев. Немецкое командование гарантировало тогда всем сохранить жизнь и возвращение к семьям по окончании войны, исход которой уже предрешен. Из репродукторов неслось, что с запада немецкие войска вошли в Сталинград, который прекратил сопротивление. Начался решающий штурм Москвы и Ленинграда, дни которых сочтены. Красная Армия разгромлена. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Настойчиво и часто повторялась угроза полного уничтожения всех, кто не прекратит сопротивление. Все это оказывало жуткое, парализующее действие, будто сковало. Конец каждого слова эхом повторялся, дробясь в отдалении. Ни бомбежка, ни артобстрел не наводили такую жуть, как этот лающий голос в гробовой тишине. Предлагалось выходить группами и в одиночку с личным оружием в направлении переднего края, неся впереди себя древко с любым белого цвета материалом.
На фоне вещания стали раздаваться единичные разрозненные залпы. Взорвавшаяся, наконец, артиллерийская канонада с нашей стороны заглушила, а затем и оборвала голоса громкоговорителей. Стреляли батареи, минометы. Справа от нас пролетали огненные полосы, сопровождавшиеся довольно звонким, свистящим, необычным для слуха треском, и оказывали жуткое воздействие на психику, и особо выделялись в этой общей какофонии звуков стрельбы, взрывов и огня. Сознание, что так стреляют наши реактивные установки, вызывало внутреннюю радость и восторг. Над нами в сторону врага полетели группами на небольшой высоте самолеты-штурмовики ИЛ-2, и через непродолжительное время мы услышали более сильные и глухие взрывы.
Стал отвечать и противник. Начали рваться снаряды и мины в боевых порядках. Слышны были короткие частые пушечные выстрелы и пулеметная дробь, резкий гул входивших в пике и пролетавших над нами самолетов. Потрясали землю вокруг более мощные взрывы авиабомб. Мы инстинктивно вжимались в землю, надеясь спрятать себя, но земля была твердой, сухой и нашим стараниям не поддавалась. Нас обсыпали комья земли. Появились убитые и раненые. Послышались крики: «Фельдшера! Санитара!» В гул канонады ворвался мощный рев сразу всех заведенных двигателей танков. Задрожала истерзанная земля.
Все это было непривычно, неестественно для человеческого слуха, сознания, существования. Ни один зверь, ни одна птица не остались в этих местах — убрались заранее, будто предчувствовали какое-то стихийное бедствие. Казалось, что больше ничего не должно уже нас удивлять, но обратило внимание появление большого количества ящериц, мечущихся по иссушенной потрескавшейся земле. Должно быть, взрывы снарядов и бомб они приняли за землетрясение и выскочили из нор на поверхность. А каково человеку в этих условиях? В состоянии ли выдержать все это психика, не говоря уже о человеческом теле, которое так беззащитно и в отчаянии вжималось в твердую, неподдающуюся землю, ища в ней защиту. И как тут не позавидовать ящерицам, которые могли себя спрятать в любой расщелине?
Взрывы бомб, мин и снарядов, пули и огонь разрушали деревья, сооружения, технику — железо и сталь, рвали в клочья человеческие тела, дырявили их или обжигали, нанося здоровому цветущему
