под охраной стражников, вспомнил Теку, скульптора, жреца Улу. Его переполняла благодарность к той, которая носит под сердцем его первенца.
Набусардар растер пальцем каплю чудесной влаги, а голос Валтасара спугнул его сказочное видение…
— Довольны ли вы, мои боги? Кто из живущих мог бы воздать вам большие почести? — спесиво кричал царь.
Он высокомерно оглядывал сотрапезников. Когда взгляд его остановился на одном из советников, иудее, отрекшемся от своего племени и за большую сумму получившем службу у Набонида, тот решительно поднялся и сказал:
— Не дай себя обмануть, о могущественнейший из могущественных! Эти отроки поносили тебя и твоих богов, песней и музыкой несравненной возвеличивая своего Ягве.
Кровь бросилась в лицо Валтасару. Вскочив с кресла, он взревел:
— Кто тебя подкупил? И как посмел ты перед жрецами и вельможами Вавилона унизить царя царей и глумиться над всемогущими богами? Перед всем народом и гостями ты позоришь своего повелителя и оскверняешь создателя своего Мардука! Смерть тебе!
— Смерть заслуживают не я, а они, — советник указал на певцов. — Дозволь слуге твоему доказать свою правоту.
Губы Валтасара побелели.
— Именем Мардука заклинаю тебя! — настаивал советник.
Неожиданно из толпы иудейских певцов вышел юноша и сказал вельможе:
— Чего ради ты сперва предал свое племя и боги своего, а теперь выдаешь тех, кто не отрекся от Ягве и останется верен ему до самой смерти?
— Вы обманываете царя, властелина своего! — набросился на него советник. — Да, они обманули тебя, царь. Праведный гнев сотрясет тебя, если я переложу тебе с их языка на твой язык слова псалмов.
И он без промедления пересказал первую песню:
— «Будь благословенно имя Ягве отныне и присно и во веки веков. От восхода солнца до заката славься имя Ягве».
— Он правду говорит? — вскричал Валтасар, и глаза его гневно сверкнули.
— Правду, — подтвердил иерусалимский юноша, спокойно взглянув на царя глубокими, словно бездонными очами.
— Так будьте вы прокляты и да постигнет вас справедливая кара! — воскликнул царь. — Двадцати из вас гореть в печи огненной, чтобы вы почувствовали, сколь лучезарен ваш бог!
Едва он умолк, как советник при всеобщем возбуждении стал перелагать второй псалом:
— «О дщерь вавилонская, быть тебе поверженной, благословен тот, кто отметит тебе за содеянное нам зло».
— Я велел угостить их с царского стола, — захлебываясь, прохрипел Валтасар. — Отныне пеплом кормите двадцать других, покуда не испустят дух. Советник пересказал и третий псалом:
— «Все боги всех племен — не более как идолы. Ягве же сотворил небеса, укрепил твердь земную и всякого судит по справедливости своей. Он покарает тех, кто говорит камню: ты создал меня! Но явит он милость верным, вызволит их души из рук святотатцев, ибо всемогущ он».
— В яму их, в яму, к львам! — хрипел Валтасар. — Слушать больше не желаю! Двадцати другим выколоть глаза, остальным привязать на шею камень и бросить в Евфрат!
Валтасар в исступлении рухнул в царское кресло. Когда он пришел в себя, стражники уже выводили иерусалимских юношей. Царь тупо смотрел им вслед помутившимся взором и порывисто дышал. Он тер ладонью веки и давился слюной. С ужасом осознав, что произошло, он боялся взглянуть на гостей. Как всегда, приходя в ярость, царь терял над собой власть, в глазах у него темнело, к горлу подступала тошнота. Наверное, Мардук теперь отвернется от него и ослабит его мощь. Но в душе, желая задобрить бога, Валтасар клялся извести иудеев всех до единого.
— Да, да, я исполню это… — бормотал он, покачивая тяжело опущенной головой.
Валтасар страдал, страдал невыносимо. Двести тысяч персов одолел, а совладать с племенем израильтян и иудеев не может. От стен Вавилона отогнал тучи персидского войска, а изгнать Ягве из Вавилона не в силах.
Внезапно царя осенила мысль. Лицо его оживилось на короткий миг, приняло выражение умиротворенности. Царь упивался про себя воображаемой картиной.
— А все-таки я его одолею! — воскликнул он с твердой уверенностью.
Чтобы и бог иудеев понял, как велика его, Валтасара, власть в Вавилонии, что воля его — закон для подданных, в свою честь он прикажет поднять священные сосуды Соломонова храма, которые вывез из Иерусалима Навуходоносор; ныне числом в четыре тысячи пятьсот они хранятся среди сокровищ, недавно, по уговору, возвращенных ему Эсагилой. Сосуды эти священны, и никто из смертных не смеет прикасаться к ним, но как раз поэтому он и велит принести их, наполнить вином и осушить во здравие Валтасара, повелителя мира.
Царь тотчас распорядился доставить священные сосуды в ападану.
Заключая с царем союз, Исме-Адад обязался возвратить эти сосуды, — так как Храмовый Город похитил их из царской сокровищницы после смерти Навуходоносора, — и слово свое сдержал. Он не собирался препятствовать Валтасару, но, страшась за свою жизнь, позволил себе напомнить царю, что эти сосуды священны и никто, кроме богов, не вправе касаться их своими устами.
— А я — разве не сын богов? — подивился Валтасар речам верховного жреца.
— Даже сын богов не смеет этого допустить, так повелел Мардук.
— Так кто же распоряжается в Халдейском царстве — Мардук или Валтасар? — вскричал царь; недобрым огнем вспыхнули его глаза.
Боясь осквернить сосуды, жрецы и вельможи поддержали Исме-Адада, убеждая царя, что обычай требует чтить чужеземных богов.
Валтасар пришел в бешенство.
— Знаю я, все вы считаете меня слабовольным. По всему царству разослал я шпионов и знаю, что обо мне шепчут. Но затем я и созвал вас, чтобы вы убедились в моей силе.
Тогда поднялся мудрый рабианум Идин-Амуррум и учтиво сказал:
— Даже Навуходоносор, хотя и был он владыкой могущественным и непобедимым, не позволил себе осквернить сосуды и поместил их в святилище Мардука.
— Разве я не могущественнее Навуходоносора? Разве Навуходоносор, а не Валтасар одолел Кира? — вскипел царь.
Желая успокоить его, гости лицемерно грянули:
— Ты, о великий, наш царь!
— То-то. — Он принял славословие вельмож за чистую монету, и у него отлегло от сердца.
Между тем рабы вносили сверкавшие золотом священные сосуды, расставляя их на столах. Согласно приказу царя, никто не был обойден — даже гетеры и развратники.
Четыреста виночерпиев, держа на плечах узкогорлые тирские кувшины, наполненные изысканнейшими винами, приготовленными из лучших сортов винограда на острове Хиос, в городе Лампсак, на острове Крит ив городах Загра и Гурния, на острове Лесбос и в городе Библ — вино из этого города имело аромат ранних фиалок, — вбежали в залу под звуки двойных флейт и египетских систр.
Валтасар приказал гостям снять золотые венцы и сам снял драгоценную тиару. Затем в ападане появились рабы с серебряными подносами. На одних грудами возвышались миртовые венки, на других — широкие микенские чаши с дорогой эссенцией. Рабыни, вереницей входя под сень ападаны, . брали с серебряных подносов венки и, окуная их в дорогие благовонные эссенции, возлагали затем на головы гостей.
Самый красивый венок из лавровых веток и золотых ягод, смоченный самой дорогой эссенцией, перевязанный лентами, украшенный каменьями, был возложен на голову царя. Виночерпии сняли с плеч серебряные кувшины, и в золотые чаши струями полились вина, впитавшие в себя огненные лучи южного солнца.
Для его величества царя Валтасара густым и алым, как кровь, вином наполнили золотую чашу с двумя
