пороки, качества своего характера. Она поняла, что это значит — любить, жить с разбитым сердцем, сожалениями и страданиями, переносить которые с каждым днем становилось все труднее. Но главное, Джейн узнала, какой она была в глубине души. Какой женщиной она должна была быть. И наконец, она поняла рецепт собственного счастья.
Джейн часто плакала и предавалась унынию, позволяя дням переходить в недели, неделям — в месяцы. Она долго печалилась, пока однажды не стала заболевать от грусти и опустошенности и не решила наконец идти дальше, жить своей жизнью. Именно это Джейн и сделала сегодня, отпустив мучительные воспоминания и обратившись к будущему. Впрочем, она прекрасно понимала, что прошлое никогда не оставит ее, если не поставить в нем жирную точку.
Джейн поднялась на холм, с трудом пробравшись сквозь высокую траву. Остановившись, она любовалась великолепным пейзажем и вдыхала пьянящие весенние ароматы. Это был чудесный теплый денек, напоенный сладостными майскими запахами. Прикрыв глаза, Джейн взглянула на воду, поблескивавшую, словно драгоценности, под ярким солнечным светом. Глубоко вздохнув, она поняла, что важный цикл ее жизни завершился.
Ребенок начал плакать, и Мэтью взмахом руки подозвал няню. Он взял ребенка на руки, поднес сына к груди и принялся укачивать, поддерживая его маленькую голову своей ладонью.
Малышу всего шесть недель, а он растет как никому не нужный сорняк. Ткнувшись носом в руки отца, Эдвард быстро успокоился, а Мэтью продолжил нежно качать его. Ребенком могла заняться няня, но Уоллингфорд еще не был готов оставить свое дитя на ее попечение.
Шепча какую–то успокаивающую чепуху, Мэтью взял кисть и снова начал писать. Это был пейзаж, изображающий сад, который он надеялся скоро закончить. Мэтью собирался отправить новую картину в свою галерею, которую забросил после рождения Эдварда. Сын заплакал снова, и Уоллингфорд опять бросился укачивать его, стараясь подражать кормилице.
Мэтью не мог одновременно писать и успокаивать сына, поэтому он бросил кисть в банку и еще крепче прижал ребенка к груди. Вскоре Эдвард перестал плакать, найдя для себя новый источник развлечения.
Взглянув вниз, Мэтью увидел, что сын сосредоточенно сосет кулон, который он носил на шее. Это был портрет Джейн, который написал Мэтью. Он никогда не расставался с ним.
— Если бы не было ее, — обратился Мэтью к Эдварду, — я бы никогда не смог полюбить тебя.
— Конечно смог бы.
Мэтью вздрогнул от неожиданности, и ребенок удивленно закричал. Обернувшись, он увидел Джейн, стоявшую в траве у его дома.
— Джейн? — произнес он таким изумленным тоном, словно увидел призрак.
— Доброе утро.
Джейн улыбнулась, и ее взгляд скользнул вниз, к малышу, который тут же прекратил плакать и с интересом уставился на нее.
— Он такой красивый, Мэтью! О… — Джейн восхищенно улыбнулась. — О, он просто прекрасен!
Мэтью погладил Эдварда по голове, поцеловал его и передал кормилице, которая унесла ребенка из сада.
С тяжелым сердцем, которое сразу же мучительно заныло и запрыгало в груди, Мэтью взглянул на возлюбленную:
— Ты замечательно выглядишь, Джейн.
Она вспыхнула от смущения:
— Спасибо. Так же, как и ты.
Мэтью почувствовал, как от волнения язык едва ворочается во рту, и беспомощно оглядел сад, решая, что бы сказать.
— Давно ли ты в наших краях?
— Всего три дня. Я гощу у Анаис и лорда Реберна. — Она улыбнулась. — Я с удовольствием вожусь с их сыном.
— Но они не говорили… — Мэтью затих, чувствуя себя одиноким и брошенным из–за того, что лучший друг ничего не сказал ему о приезде Джейн.
— Я просила их не говорить. — Она с усилием глотнула и подняла на любимого взгляд. — Год — большой срок, Мэтью, и… обстоятельства, люди меняются.
— Да, трудно возразить.
Джейн кивнула, ее пальцы плотно сжали ручки сумки.
— Как Сара?
— Хорошо, с ней все очень хорошо.
— Я рада.
— А леди Блэквуд?
— Думаю, она нас всех переживет.
Не найдя что ответить на шутку, Мэтью лишь улыбнулся. Они постояли несколько секунд, словно неловкие, стеснительные незнакомцы.
— Инглбрайт с вами? — наконец нарушил молчание Уоллингфорд.
Джейн подняла на него взгляд, сейчас она выглядела озадаченной.
— Нет.
— Я слышал, он обручился.
Щеки Джейн зарделись.
— О, — сказала она ровным голосом, — так и есть.
Сердце предательски сжалось в груди Мэтью. Прошло немало времени с момента его расставания с Джейн, но он все еще думал о ней как о своей женщине. Мысль о том, что возлюбленная больше не питает к нему былой страсти и даже обручилась с другим, рвала душу Уоллингфорда на куски.
— Ты счастлива, Джейн?
— Полагаю, да. Впервые за многие, многие месяцы. Мэтью на мгновение утратил способность говорить.
— Когда ты выходишь замуж за Инглбрайта? — еле выдавил он из себя.
— Ах, он женится не на мне, — объяснила Джейн с нервным смешком. — Его избранница — младшая дочь лорда Эскота. Это будет брак по любви.
Слабая вспышка надежды вновь возродила сердце Уоллингфорда к жизни.
— Я думал, что его любовь принадлежит другой.
— Какое–то время так и было, но я не смогла ответить на его чувство, — еле слышно сказала она. — Мое сердце было обручено с другим в порыве неистовой страсти.
Мэтью сделал шаг к ней:
— И ты все еще чувствуешь это, Джейн.
— Да.
— Моему сыну нужна мать.
Джейн взглянула ему в глаза. Мэтью подошел к ней ближе:
— А мне нужна моя любимая.
Джейн кивнула и улыбнулась сквозь слезы:
— Мне понадобился целый год, но я наконец–то поняла, что это значит — быть независимой женщиной.
— Да?
Их пальцы сначала чуть соприкоснулись, потом крепко переплелись.
— Это значит делать только то, что тебе по душе, и посылать к дьяволу все остальное, все, о чем твердят окружающие. Это значит верить в то, что достоинство женщины определяется поступками, которые она совершает, и любовью, которую она дарит, а не положением в обществе.
— Джейн, ты всегда была для меня достойной женщиной.
— Я приехала слишком поздно? — вскричала Джейн. Мэтью крепко сжал ее в своих объятиях:
— Я люблю тебя, Джейн. Я с таким нетерпением ждал, что ты все–таки вернешься ко мне!
— Мэтти, — прошептала Джейн, обнимая его, — я люблю тебя, и мое чувство стало только сильнее.
