холмы под кучевыми облаками. Она приехала сюда в этот «медовый месяц», приготовившись каждую минуту обороняться от Джетро. А он и не думал атаковать ее, он относился к ней как к сестре. Или к дальней родственнице, с которой придется быть вежливым, но не более.
Или к женщине, которая его совершенно не интересует. Неужели его поцелуи на Пушечном холме тоже были фальшивыми? И там, на лестнице в Фернлее? Если это было фальшью, что же тогда истинное чувство? Можно ли вообще чему-то верить?
Нет, она не на шутку волновала его, в этом Силия готова была поклясться. Что с ним случилось после свадьбы? «Я не видел женщины прекраснее тебя» — так он сказал, глядя на нее в белом костюме, и глаза говорили то же, что и губы. Неужели это было притворство, хорошая мина для Дейва, Линди и Эллиса?
Силия никогда не была так безнадежно одинока, растерянна и несчастна. Джетро был увлечен ею. Это правда. А сейчас почему-то остыл.
Новая мысль посетила ее внезапно, словно камешек упал на голову: перед свадьбой Джетро три дня был в Нью-Йорке! Она подтянула колени к груди, чувствуя, как в сердце вонзается ледяная заноза. Наверное, у него кто-то есть в Манхэттене. Какая-то женщина. Конечно! Как она раньше не догадалась? Он поставил ей условие не иметь дел с мужчинами в течение трех месяцев, а она посчитала ниже своего достоинства требовать от него того же. Слишком гордая была. Утонченная. Идиотка.
Большая капля упала ей на лицо. Следи за погодой... так, кажется, Джетро сказал. Она вылетела из дому без плаща, не помня себя... Молния осветила холмы фантастическим светом, лес стелился внизу как трава. Прокатился гром, хлынул дождь — такой сильный, что она едва могла видеть тропинку. Можно укрыться в хижине. Или пойти домой? Назад к Джетро...
Рано или поздно, а возвращаться все равно придется. Она никогда ни от чего не убегала. Ни от кого. И не собирается начинать с Джетро Лэтема. Вцепившись в сумку, Силия осторожно начала спускаться, стараясь не наступать на скользкие места. Через два часа она открыла негнущимися пальцами тяжелую дверь домика. Джетро встретил ее на пороге.
— Дурочка! — воскликнул он. — Кто же ходит в грозу по гладкому склону?
Рубашка прилипла к телу, с джинсов стекала вода, мокрые волосы облепили лицо. Кажется, она никогда не выглядела и не чувствовала себя хуже, чем сейчас. Настроение тоже было не миротворческое.
— Не все такие умные, как ты, — парировала она. — Сейчас я тоже самая красивая женщина на свете?
— Ты все еще собираешься развестись со мной, когда тебе заблагорассудится?
— Обязательно разведусь, когда папа... — Слово, прозвучавшее в уме, заставило ее крикнуть жалобно и отчаянно: — Я не могу больше, я не вынесу этого, Джетро! Прости, мне вообще не стоило рот открывать. Я ужасно замерзла, надо принять душ.
Она наклонилась снять пропитавшиеся водой и грязью ботинки. Окоченевшие пальцы не могли развязать шнурки. Джетро с нетерпеливым восклицанием присел помочь ей. Силия смотрела на темные густые завитки его волос, на широкие плечи. У нее разрывалось сердце. Когда он выпрямился, они встретились глазами, и она увидела, что он хочет обнять ее. Радость вспыхнула и тут же погасла — Джетро опустил плечи и отступил на шаг.
— Пока ты будешь мыться, я приготовлю ужин, — холодно сказал он. — Пора заканчивать этот нелепый «медовый месяц».
Когда он закончится, ты можешь вернуться в Нью-Йорк к своей любовнице.
Она не произнесла этого вслух. Только подумала. Обошла его и побрела наверх.
На следующий день гроза все еще бушевала, и вылет задерживался. В Фернлей приехали около полуночи. Джетро пошел прямиком в комнаты, где жил до свадьбы. Силия тоже вернулась к себе. Так измучилась, что уснула почти мгновенно.
Утром она одевалась особенно тщательно. Нашла в шкафу прелестное яблочно-зеленое платье, распустила волосы, стараясь побольше оставить лицо в тени. Макияж отчасти тоже скрывал следы усталости и несчастья.
Отец был в комнате, в которой обычно завтракал.
— А, это ты, Силия, — он оторвался от газеты. — Джетро с утра нас обоих опередил. Пошел пробежаться. Как у тебя дела, дорогая моя?
От этой немудреной ласки у нее задрожал голос.
— Все хорошо.
— Удачный медовый месяц? — Эллис внимательно смотрел ей в лицо.
Если забыть об одной пикантной детали — никакого секса. Желая, чтобы эти два слова вообще исчезли из человеческого лексикона, Силия сказала с воодушевлением:
— Замечательный. Ты хорошо выглядишь, пап. Щеки порозовели... тебе лучше?
— Да... — Эллис зашуршал газетой. — Доктор назначил новые таблетки.
— Доктор Кеннистон? Какие таблетки?
— Название совершенно невозможно выговорить. Это порекомендовали специалисты. У тебя есть на сегодня планы?
— Пап, эти лекарства дают долгосрочный эффект?
— Не суетись, Силия... если б я знал, что ты так на них понадеешься, ни за что не сказал бы. Кстати, я хотел послать тебя на чердак. Там лежит сундук со старыми мамиными фотографиями. Где-то у меня был ключ...
— Целый сундук?
— Разберись там немного. Принеси сюда что-нибудь из альбомов. Посмотрим.
— Пап, это так важно для меня. — Она взяла металлический ключик.
— Только сначала позавтракай!
Глотая тосты, Силия описала отцу домик в горах, чистую красоту окрестностей и, конечно, медовый месяц. Рассказ был щедро украшен выдумками. Хорошо, что Джетро его не слышал. Потом поцеловала Эллиса в щеку и поспешно взбежала на третий этаж, пронеслась по верхнему коридору. На чердак вела маленькая лесенка. В детстве Силия любила лазить сюда — на чердаке можно было свободно играть и мечтать, не попадаясь на глаза взрослым. Чердак был полон теней и тайн, которым вовсе не мешали дорогой ковер и еженедельная уборка.
Открыть сундук было делом одной минуты. Ключик мягко повернулся в замке, крышка поднялась. Сверху лежала карминно-красная шелковая шаль. Чуть выцветшая. Та самая. Силия взяла ее дрожащими руками, поднесла к лицу. Шаль еще пахла духами. «Мамины духи», — думала Силия, едва дыша от сжимавших горло рыданий. Перед глазами стоял тот далекий вечер, мама в объятиях отца, горящий в закатных лучах красный шелк.
Кусая губы, она положила шаль на ковер. В сундуке под ней лежали разные родительские бумаги и ежегодники. Силия откладывала их в сторону, надеясь найти фотографии. В, конце концов, добралась — фото лежали внизу вместе с письмами в небольших пачках, перевязанных ленточками. Она села на ковер рядом с шалью и принялась рассматривать их.
Вот картинка, нарисованная ею в четыре года. Мама написала на обороте дату и несколько слов: «Силия такая игрунья, все время болтает и смеется. Я ее очень люблю! » Она беспомощно заморгала, на рисунок закапали слезы. Плач почти заглушил скрип досок за спиной, но она почувствовала чье-то присутствие.
— Силия... что случилось? — Это был голос Джетро. — Не плачь, Силия, я видеть не могу, как ты плачешь!
Он присел рядом с ней, серые глаза были совсем близко. Равнодушный человек не может смотреть с такой тревогой, не может! Силия порывисто обняла его, прижалась лицом к груди. Разве не этого она хотела с самой первой их встречи?
— Мама правда любила меня, Джетро, — горячие слезы жгли его сквозь рубашку, — тут так написано! Господи, если бы она не умерла, если бы я могла подольше побыть с ней!
Джетро устроился на полу поудобнее, притянул ее к себе на колени, обнял и тихонько гладил. В теплых объятиях было так уютно, что рыдания постепенно начали стихать. Как-то незаметно появился носовой платок. Силия вытерла слезы и робко улыбнулась ему.
