— Я явно что-то упустил.
— Мы с вами на Баркли-сквер.
— И?
— Вы никогда не слышали песню? Хотя откуда? Она старинная.
Баркли-сквер. Что-то щелкнуло в его мозгу. Старые пластинки, которые крутил дед.
— Что-то такое про соловья.
— Вы ее знаете!
— Помню только напев. — Он промычал мелодию, и она снова улыбнулась.
— Почти. Но там не только про соловья. И про звезды тоже. Папа часто пел эту песню маме. И кружил ее по кухне…
— Правда? — идея показалась ему грандиозной. — Вот так? — Он повернулся, и его рука вполне естественно легла ей на талию. — Чего вы ждете? Пойте.
Диана не могла поверить происходящему. Вокруг них еще были люди — люди его типа, мужчины, женщины в вечерних туалетах. Смеющиеся, позирующие кому-то, делающему снимки на Телефон с камерой.
Будь она одета в роскошное платье, это было бы не так глупо. Но в ее форме…
— Не надо! — взмолилась Диана, но Захир уже закружил ее по дорожке. — Захир… Господи боже, вы даже мелодию перевираете!
— Да? А как надо?
Видимо, его возбуждение, его радость были заразны: Диана и сама не заметила, как получилось, что она поет, а он подпевает, и они вместе танцуют на Баркли-сквер под песню, достаточно старую, чтобы под нее танцевали ее родители. Песню, в которой магия любви заставляет невозможное сбываться. Делает Лондон местом, куда спускаются ангелы, где поют соловьи, а тротуары мостят звездами.
Только в конце песни Диана заметила, что они остановились прямо у машины. Больше всего на свете ей хотелось снова ощутить тепло его губ.
Как будто прочитав ее мысли, он поднес пальцы Дианы к своим губам, потом слегка повернул голову, прислушиваясь.
— Слышите? Соловей поет.
Никакой здравый смысл не мог запретить ей ощущать теплое дыхание Захира у своей щеки, его пальцы, сжимающие ее ладонь, руку, лежащую на талии. Слышать нежную песню соловья, наполняющую сердце радостью.
Лишь воспоминание о просьбе Фредди вернуться домой пораньше привело Диану в чувство.
— Нет, сэр, — ответила она чужим голосом. — Думаю, это всего лишь воробей чирикает.
Хрупкая красота момента растаяла, и опасность миновала. Захир сделал шаг назад и с мрачной улыбкой произнес:
— Я забыл, Меткалф. Вы не верите в сказки.
— Как и вы, сэр.
— Точно. — Он снова прижал ее пальцы к губам и вдруг, повернувшись на каблуках, зашагал прочь.
— Сэр! — крикнула Диана. — Куда вы? — И в отчаянии: — Захир!.
Не замедляя шаг, он бросил через плечо:
— Поезжайте домой, Меткалф. Я вернусь в гостиницу пешком.
— Но…
Захир остановился, посмотрел на небо, подсвеченное неоном.
Но — что?
Словно отвечая на ее невысказанный вопрос, он повернулся, и, когда глаза их встретились, она поняла, «что».
Всегда знала.
Суметь побороть себя и сразу же все испортить одним этим коротким «но». Ей нет оправдания. В восемнадцать позволено витать в облаках, но в двадцать три следует думать о своей репутации, обязанностях.
— Но? — поторопил Захир едва слышно.
Без слов она подалась к нему. Рука поднялась, словно моля его вернуться.
Диана попыталась опустить руку, но та неведомо как оставалась воздетой, и Захир сделал шаг к ней.
Возможно, движение разбило чары. Возможно, помог возраст, но она вытянула руку в направлении дальнего угла площади.
— Вы идете неправильно. Вам нужна улица Чарльза. Потом Квин-стрит.
— Сведения из справочника таксиста, да?
— Да. Нет… — Она все не отрывала от него глаз. Едва дышала. — На Квин-стрит движение одностороннее. Я… если на такси… свернула бы на Эрфилд-стрит.
Захир взял ее за руку, открыл дверь со стороны водителя и сказал:
— Увидимся утром, Диана. В десять.
Отец дремал в кресле перед телевизором. Он никогда не ложился до ее прихода. Когда она была подростком, такая причуда бесила Диану. Теперь она тоже ей не слишком нравилась, но, сама будучи матерью, Диана понимала ее.
— Тяжелый день?
— Пожалуй. Фредди не очень тебя замучил?
— Да что ты. Он умница. — Поднявшись, отец похромал в кухню, поставил чайник. — Что будешь? Чай, горячий шоколад?
— Давай шоколад. Мама спит?
— Давно уже. Она тоже сегодня весь день на ногах.
— Отпуск ей не помешал бы. Может, мы все выберемся куда-нибудь на школьные каникулы.
— Тебе следовало бы отдыхать с людьми своего возраста, — нахмурился отец.
— Не думаю, что Фредди хорошо впишется в такую компанию.
— Мы бы присмотрели за ним. Тебе надо иметь личную жизнь.
— Фредди моя жизнь. Скажи маме, что утром я займусь с Фредди. Мне до девяти никуда не надо. И не засиживайся.
В своей комнате Диана открыла шкафчик и вынула коробку со своими сокровищами. На дне лежала фотография с вечеринки. Совсем случайно Диана оказалась на том же снимке, что и Пит О'Хэнлон.
Все, что у нее осталось от отца Фредди.
Снимок она хранила по единственной причине — когда-нибудь Фредди пожелает узнать, кто его отец. Хочется верить, к тому времени воспоминания потускнеют вместе с фотографией, люди разъедутся, и имя забудется. И Фредди будут ценить за то, каков он сам.
Сейчас она достала снимок потому, что пять прошедших лет притупили ее чувство опасности. Потому что ей требовалось вспомнить, сколько вреда может быть от минутной похоти.
Диана уснула, но сон ее был тревожным. Она ехала в сверкающем розовом такси внутри снежного шара. Круг за кругом. Шейх Захир голосовал. Она останавливалась, но он не садился в машину, а только смотрел на нее и говорил: «Поцелуй меня, я принц».
Она целовала, и он превращался в лягушку.
Диана проснулась, сердце в груди колотилось, во рту пересохло. Минуту она не могла понять, где находится.
Сквозь туман сна прорвалось низкое, настойчивое гудение будильника. Со стоном она прихлопнула его рукой, перекатилась на бок и быстрым движением поднялась с кровати. Набросив халат, перебежала через коридор в комнату Фредди, чтобы быть там, когда он проснется, и дать матери дополнительные полчаса поспать. Захотелось максимально использовать нестандартно поздний выход из дома, раз уж ехать за шейхом Захиром надо только к десяти.
