едва ли доводилось когда-либо видеть такую.
– Ну хорошо, дорогой мистер Скаут, пусть она будет чем угодно, но вы же знаете, эти безобразные бабы тоже рожают детей; так что мы должны воспрепятствовать этому браку.
– Поистине так, сударыня, – ответил Скаут, – ибо последующий брак в единодействии с законом превращает закон в факт; и тогда он уже неоспорим. Я повидаюсь с мистером Адамсом, и мне, несомненно, удастся его убедить. Он может выставить, конечно, только то возражение, что он лишается платы за требу; но я уверен, что, когда это будет должным порядком улажено, не останется никаких препятствий. Нет, нет, это невозможно! Но ваша милость не может осуждать его за нежелание упустить гонорар. Каждый должен знать цену своим услугам. Что же касается до самого дела, то, если ваша милость соизволит поручить его мне, я позволю себе пообещать вам успех. Законы этой страны не столь грубы, чтобы разрешить ничтожному бедняку тягаться с владельцами такого состояния, как у вашей милости. У нас есть одна верная карта: притянуть молодчика к ответу перед судьей Фроликом, [218] который, как только услышит имя вашей милости, отправит его в тюрьму, не вдаваясь в расспросы. А что касается этой грязной потаскухи, то против нее нам и начинать-то ничего не нужно: раз мы избавимся от молодца, эта уродина сама…
– Принимайте все меры, какие вы найдете нужными, милый мистер Скаут, – ответила леди, – но я хочу избавить приход от них обоих, потому что Слипслоп рассказывает мне такие истории об этой особе, что мне противна всякая мысль о ней; и хотя вы и говорите, что она так дурна собой, но, знаете, мой добрый мистер Скаут, разбитные девчонки, которые сами вешаются мужчинам на шею, всегда найдут среди них охотника; так что если мы не хотим, чтобы нам тут наплодили бедняков, следует избавиться и от нее.
– Ваша милость вполне правы, – ответил Скаут, – но, я боюсь, закон не дает нам для этого достаточной власти. Судья, однако, в угоду вашей милости выжмет из закона все, что будет возможно. Сказать по правде, большое счастье для нашей округи, что Фролик сейчас исправляет эту должность: он уже снял с нас заботы о нескольких бедняках, которых закон никогда не мог бы убрать. Я знаю многих судей, для которых посадить человека в смирительный дом так же нелегко, как лорду судье на сессии присудить к повешенью; но приятно смотреть, как его честь, наш судья, отправляет молодца в смирительный дом; он делает это с таким удовольствием! А когда уж он засадит человека, то потом о нем и слыхом не услышишь: за один месяц либо помрет с голоду, либо заживо сгниет.
Здесь появление нового посетителя положило конец разговору, и мистер Скаут, получив распоряжение вести дело и посулив полный успех, удалился.
Этот Скаут был из господ, которые, не обладая знанием закона, да и не пройдя соответственного обучения, берут на себя смелость,,наперекор парламентскому акту, [219] выступать в деревне в роли адвокатов и таковыми именоваться.
Они – проклятие общества и позор для сословия, к которому вовсе и не принадлежат и которое подобным проходимцам обязано той неприязнью, с какой на него смотрят слабые люди. С этим-то человеком, которого леди Буби еще недавно не удостоила бы и двумя словами, некое ее чувство к Джозефу, а также ревность и презрение к невинной Фанни вовлекли ее в доверительную беседу, и беседа эта случайно подтвердила кое-какие сведения, почерпнутые Скаутом ранее из намеков Слипслоп, при которой он состоял в кавалерах; они-то и дали ему возможность сочинить свою злую ложь о бедной Фанни, чему читатель, может быть, не подыскал бы достаточного объяснения, если бы мы не сочли удобным это ему сообщить.
Глава IV
Короткая глава, содержащая, однако, весьма существенные материи, в частности – прибытие мистера Буби и его супруги
Всю эту ночь и следующий день леди Буби провела в крайнем волнении; мысли ее были в расстройстве, а душу потрясали бурные и противоречивые страсти. Она любила, ненавидела, жалела, отвергала, превозносила, презирала одного и того же человека приступами, сменявшими друг друга через очень короткие промежутки времени. Во вторник был праздник, и она с утра пошла в церковь, где, к ее удивлению, мистер Адамс сделал вторичное оглашение помолвки таким же громким голосом, как и в первый раз. На ее счастье, проповеди не было, поэтому ничто не мешало ей сразу же вернуться домой и дать волю своей ярости, которую она и пяти минут не могла бы скрывать от молящихся; впрочем, их было немного – в церкви собрались только Адамс, его жена, причетник, сама миледи и один из ее слуг. Вернувшись домой, она встретила Слипслоп, которая обратилась к ней с такими словами:
– О сударыня, подумайте только! Ведь мистер Скаут, адвокат, свел их обоих к судье – и Фанни и Джозефа! Весь приход льет слезы, все говорят, что их теперь непременно повесят: потому что никто не знает, за что это их так…
– Думаю, что они того заслужили, – перебила леди, – зачем вы мне говорите об этих презренных тварях?
– Ах, дорогая моя госпожа, – отвечает Слипслоп, – не жалко разве, что такой симпатичный молодой человек должен умереть насильнической смертью? Я надеюсь, судья примет в подсчет его молодость. Что до Фанни, так, по-моему, не так уж важно, что с ней будет; и если бедный Джозеф что-нибудь натворил, я готова поклясться, что это она его запутала: когда уж мужчина попался с наличным, так и знай, что тут кроется одна из этих гнусных тварей, которые позорят весь наш женский пол.
После минуты раздумья леди огорчилась не менее, чем сама Слипслоп: хоть ей хотелось, чтобы Фанни услали как можно дальше, удаления Джозефа она вовсе не желала, а тем более вдвоем с его любезной. Она молчала, не зная, как ей быть или что сказать по этому случаю, когда во двор вкатила карета шестерней и один из слуг доложил госпоже о приезде ее племянника, мистера Буби, с супругой. Она распорядилась провести их в гостиную, куда направилась и сама, постаравшись согнать с лица следы волнения и несколько успокоив себя мыслью, что при таком обороте брак по крайней мере предотвращен, а дальше, к какому бы ни пришла она решению, у нее будет возможность его исполнить, поскольку она располагает для этого превосходным орудием в лице адвоката Скаута.
Леди Буби подумала, что слуга ошибся, упомянув супругу мистера Буби, так как она не слышала еще ничего о женитьбе племянника; каково же было ее изумление, когда тот, как только она вошла в гостиную, представил ей свою жену со словами:
– Сударыня, перед вами та самая очаровательная Памела, о которой вы, как я уверен, достаточно наслышаны.
Леди приняла гостью с большей любезностью, чем он ожидал; даже с отменной любезностью, ибо она была безупречно вежлива и не обладала ни одним пороком, несовместимым с благовоспитанностью. Минут десять они сидели и вели безразличный разговор, когда вошел слуга и шепнул что-то мистеру Буби, который тотчас сказал дамам, что вынужден их покинуть на часок ради одного очень важного дела; и так как их беседа в его отсутствие представляла бы для читателя мало наставительного или забавного, мы их также оставим на время и последуем за мистером Буби.
