– Я тоже.
Он тоже, это правда. А встал задолго до того, как проснулась она. На какую-то минуту она устыдилась, но не слишком.
– Вы могли этого и не делать. Я не просила вас спозаранку натягивать кольчугу и скакать галопом, чтобы спасать меня, словно какой-то новоявленный Галаад.[4]
– Так вы, Клаудия, меня ни о чем не просили? А мне показалось, что просили. Значит, я ошибся. Извините.
От его вежливого возражения щеки ее вспыхнули. Вчера вечером она, конечно, вызывала не его, а просто водителя, но сейчас вспомнила, что испытала облегчение, увидев, что приехал именно он, и он наверняка это заметил.
– Я была уверена, что приедет водитель, – проворчала она. – А насчет того, что я не встала к завтраку, так пусть вам будет известно, что Физз испугалась бы, увидев меня выходящей из спальни до воскресного ленча.
– Да? – сказал он, сворачивая на проселочную дорогу. – А ведь вы с ней очень разные, не так ли?
– Вы имеете в виду, что она добрая, вежливая и приветливая, а у меня язык что помело, метет, как говорится, направо и налево, не разбирая своих и чужих.
– Заметьте, вы сами это сказали.
Мак продолжал посматривать в зеркало заднего обзора. Проехав еще немного, он неожиданно развернулся и задним ходом съехал с дороги под шатер раскидистых деревьев. Здесь он выключил мотор, и машина окончательно затихла, дав им возможность услышать возобновившееся птичье пение, прерванное появлением столь шумных чужаков.
– Ну? – прошептала Клаудия, какое-то время сидевшая, затаив дыхание, в тревожном ожидании, не появится ли следом за ними какая-нибудь подозрительная машина. – Нас преследовали?
Он не торопился с ответом, и она вопросительно посмотрела на него. В отличие от нее он был совершенно спокоен, откинул голову на подголовник и даже прикрыл глаза.
– Почему мы остановились? – настороженно спросила она.
– Я должен подумать.
– Подумать? А что, разве нельзя одновременно думать и крутить баранку?
– Смотря о чем думать. – Наконец он открыл глаза и повернулся к ней.
– У меня возникла идея, которая и потребовала всего моего внимания. И это, кажется, превосходная идея, надеюсь, вы согласитесь со мной, когда я сообщу вам о ней.
– Опять советы и предложения! Не думаю, что ваша идея мне понравится.
– Я и сам сильно сомневаюсь в этом.
– В таком случае советую держать ее при себе. Давайте забудем о ленче. Просто отвезите меня побыстрее домой.
– Это как раз то, о чем я думал. О доставке вас домой.
– Так чего впустую тратить время на обдумывание? – проворчала она. – Берите и везите.
– Всему свое время. Как только мы обсудим вопрос вашей охраны.
– Да не хочу я никакой охраны.
– В этом деле у вас нет выбора. Я намерен предъявить личный счет вашему мелкому вредителю. Да и Люку я дал слово, что позабочусь о вас.
Его голос звучал, будто речь шла о государственном законе, на страже которого он стоит.
– Люк не имел права…
– Имел, не имел, но его просьба и подсказала мне, что, если возле вас появится новый человек, это наверняка возбудит вашего неприятеля. – Мак открыл свои синие глаза и устремил их на нее. – Сейчас я понял и еще одно: спровоцировать его на действия нам поможет ваше вчерашнее шоу на телевидении.
– Мое шоу? А вы не в счет, Мак? Вы ведь прекрасно справились со своей ролью.
– Благодарю на добром слове. Я рад, что вы по достоинству оценили мой первый выход. – Клаудия недоуменно смотрела на него, ибо никак не могла понять, к чему он клонит. – Вы говорили, что бульварные газетенки всегда рады сделать из мухи слона и наш невинный поцелуй завтра же превратят в целую историю. Я правильно вас понял?
– Ну, на этот счет сомневаться не приходится, они же кормятся такими вещами. Барти, вероятно, заказал кому-нибудь очерк даже раньше, чем шоу вышло в эфир. Теперь, конечно, он будет открещиваться, потому что потом все пошло не по его плану. – Эта мысль, внезапно осенившая ее, доставила ей удовольствие.
– Значит, газетчикам теперь не составит особого труда пустить слух о вожделении с первого взгляда?
– А что их теперь остановит? – Она безнадежно махнула рукой.
– Уверен, что нам даже и пытаться не стоит останавливать их. – Мак взял руку Клаудии и некоторое время держал ее. – Так вы еще не поняли, что я задумал?
– Знаете, Мак, днем я соображаю очень плохо. Поясните мне свою великую мысль.
– Поскольку я ваш последний, а потому наиболее ценный любовник, полагаю, никто особенно не
