В палате имелся стул, Мак взял его и поставил так, чтобы он находился между кроватью, на которой лежала Клаудия, и дверью, и только тогда уселся на него. Сиделка, с любопытством наблюдая за этими маневрами, не преминула съязвить:
– Что, опасаетесь, как бы кто не пришел докрашивать?
И как бы кто не наплел лишних басен.
– Все может быть, – ответил он, повернувшись к сиделке. – А вдруг окажется, что и у вас в «скорой помощи» водятся маляры-любители. Да, кстати, любезнейшая, на тот случай, если среди ваших коллег имеются охотники почесать язык, передайте им, что я лично займусь каждым, и пусть не сомневаются, у меня достаточно возможностей, чтобы заткнуть любой рот. Дело, сами понимаете, такого рода, что в рекламе оно не нуждается.
– Вот и правильно, мистер! Нечего им болтать! Будьте уверены, я все им так и передам. – В дверях она обернулась и ехидно спросила: – Не желаете ли хлебнуть кофейку, чтобы не проспать неприятеля?
– Нет, спасибо, не беспокойтесь, если понадобится, я могу и вообще не спать. – Заметив недоверчивый взгляд сиделки, он добавил: – И в наркотиках тоже не нуждаюсь, можете не предлагать.
– Да вы, как я погляжу, счастливый человек.
Поверила она или нет, но ему подчас действительно приходилось подолгу обходиться без сна, особенно попадая в такие места, как зона Персидского залива или Босния. На все существуют свои специальные методы и приемы, но рекомендовать их кому-либо Мак поостерегся бы.
Клаудия безмятежно проспала несколько часов. За это время один раз заглянула сиделка, он встрепенулся и походил по комнате, чтобы отогнать накатывающую все-таки сонливость. Ближе к шести Клаудия пошевелилась, и он, прихватив стул, устроился возле кровати. Воспаленные пятна на щеке и шее были яркими и являли сильный контраст с сероватой бледностью остальных участков кожи. Щеки ее осунулись и ввалились, вокруг глаз темнели круги. Он взял ее за руку и в этот момент услышал за спиной подозрительный шум. Он резко обернулся и увидел отца Клаудии, Эдварда Бьюмонта.
– Люк оставил мне на автоответчике сообщение. И час назад, как только я вернулся домой и прослушал запись, сразу же помчался сюда. Гнал, как только мог. Ну, что она?
– Спит.
И Мак отошел немного в сторону, чтобы Эдвард Бьюмонт мог сам убедиться в этом. Отец смотрел на дочь, и лицо его все более мрачнело. Потом он повернулся к Маку.
– Вы Габриел Макинтайр, если не ошибаюсь? – Мак кивнул. – Люк говорил мне о вас.
– Очевидно, он сказал вам и о моем обещании охранять Клаудию. Боюсь, я плохо справился со своими обязанностями.
– Не думаю, что она очень уж облегчила вам выполнение этой задачи. Она никогда ничего не делает легким, ни для себя, ни для кого бы то ни было. Будем знакомы, мистер Макинтайр, я Эдвард Бьюмонт.
С этими словами он протянул руку, мужчины обменялись рукопожатием, с минуту оценивающе приглядываясь друг к другу. Эдвард Бьюмонт, высокий, стройный человек с манерами аристократа, несмотря на ранний час, был элегантно одет, поскольку вообще никогда не появлялся на публике небрежно одетым, небритым или непричесанным. Мак – лет на двадцать моложе, дюйма на три выше, с фигурой, развитой не в пример лучше, но одежду его составляли обычные джинсы и поношенная футболка, а на лице красовалась суточная щетина. Контраст между ними был поразительный, но уважительность, судя по всему, обоюдная.
– Люк вами просто покорен, мистер Макинтайр. Теперь я понимаю почему.
– Ну, сам-то я весьма далек от восхищения собою. Клаудия рисковала получить более серьезные повреждения, и все это исключительно по моей вине.
– Так уж и исключительно?
– Я обидел ее, и она, полагаю, весьма справедливо, послала меня куда подальше и сделала это так убедительно, что я не мог не пойти. Она знала, что бьет в яблочко.
– О! А что я вам говорил?
– Она сказала, что вся эта история с угрозами и прочим придумана отчасти с рекламными целями.
– Она так сказала? И вы ей поверили? – удивленно спросил Эдвард и, не ожидая ответа, без паузы продолжил: – Впрочем, не поймите меня превратно, она-то меня не удивляет. Вот что вы ее обидели, в это как-то не очень верится.
Мак чувствовал себя весьма скованно.
– Я просил ее доверять мне. Но вот сам, к несчастью, не вполне доверял ей.
Эдвард Бьюмонт как-то беспомощно поднял руку, и все его тело при этом малость осело.
– Мистер Макинтайр, вы не должны себя винить.
– Бью? – послышался слабый голос Клаудии.
– Ох, дорогая, мы разбудили тебя! – Эдвард Бьюмонт склонился над дочерью и поцеловал ее в лоб. – Ну, детка? Как ты себя чувствуешь?
– И сама не пойму. Больная. Перепуганная. Мак уловил в голосе Клаудии нотки панического страха и успел перехватить ее руку, которую она подносила к своему лицу.
– Не прикасайтесь!
– Габриел…
Сначала она вцепилась в его руку, потом, немного успокоившись, выпустила ее и бесцветным, ничего не выражающим голосом спросила у озабоченно склонившегося над ней отца:
