Ее мать хотела отослать ее из дому, когда ей едва исполнилось восемь лет. Бью резко воспротивился этому, но мать умела настоять на своем. Настояла бы я на этот раз, но тут с ней произошел несчастный случай, и о заграничной школе на время забыли. От восьмилетнего ребенка ничего не утаишь. Возможно, по здравом размышлении их отец поступил бы гораздо мудрее, если бы удалил дочек из дому до того, как туда привезли из больницы их мать, но он так не сделал. На какое-то – достаточно, кстати, длительное – время он погрузился в свой собственный мрачный кошмар, так что они с Физз стали для него лишними; для девочки не оказалось ролей в инсценировке последней драмы, поставленной им для знаменитой актрисы Элен Френч. А спектакль должен был продолжаться во что бы то ни стало. И он был добросовестно отыгран до самого конца, до финальной сцены погребения главной героини.
Руки Клаудии задрожали, и блюдце, которое она вытирала, выскользнуло. Мак быстрым движением перехватил злосчастное блюдце, и их пальцы, руки и плечи соприкоснулись.
– Мы что, собрались перемыть все содержимое кухни? – спросила она, лишь бы что-то сказать, и отшатнулась, оставив его с пойманным блюдцем в руках.
– Ну, и ночи не хватит. Я просто подумал, не можем же мы вкушать наш честно заработанный ужин из запыленной посуды, тем более что и вода горячая есть. – Он забрал у нее влажное полотенце и повесил его сушиться. – Кстати, ужин не грозит слишком уж затянуться. Может, вы хотите выпить? Здесь где-то была бутылка вина.
Не дожидаясь ответа, он вынул из гнезда факел и спустился в кладовку. Через минуту вернулся с двумя бутылками, которые в тепле кухни сразу покрылись испариной.
Протянув руку, она с любопытством прикоснулась к одной из них. Действительно, холодная.
– Все удовольствия цивилизации, несмотря на отсутствие электричества.
– Цивилизация вряд ли отказывала себе в удовольствиях до того, как появилась государственная энергосистема и изобрели холодильники. В Италии еще в шестнадцатом веке делали мороженое. Я не уверен, что смогу вам подать сегодня мороженое, но с охлажденным в глубоком подвале вином проблем нет. Вам красного или белого?
– Белого, пожалуй.
Он откупорил бутылку, наполнил два бокала и один передал ей.
– За что выпьем?
Клаудия всмотрелась в глубину бокала.
– Почему вы все это делаете, Габриел? – Она подняла тяжелые веки и посмотрела на него. – Почему возитесь со мной, создавая себе столько трудностей, когда мы оба понимаем… Я, во всяком случае, понимаю, что вы не уверены, стою ли я хотя бы пары минут вашего времени?
– Разве я вам это говорил?
– Вы вообще ничего не говорите, но зато очень громко думаете. – В воздухе возникло такое напряжение, что затрепетали язычки свечей. – Все время говорю я одна, даже слишком много говорю. Впрочем, ведь я существо, имеющее репутацию легкомысленного человека.
– Ну, возможно, этот стиль поведения вам нравится, потому что вас не особенно занимает, что люди о вас подумают. Не важно, ошибаются они или нет, вам все равно. – Он указал на дверь. – Знаете, ужин не поспеет быстрее, если за его приготовлением пристально следить. Может, устроимся поудобнее?
Клаудия безмолвно переместилась в гостиную, скинула туфли и с ногами забралась в одно из кресел В камине, выбрасывая искры, потрескивало горящее дерево, но языки пламени давали более света, нежели тепла. Да тепла и без того хватало.
Она молча наблюдала, как он усаживается напротив нее, скрестив длинные ноги, которые заняли все пространство между их креслами. Когда он устроился, глаза их оказались на одном уровне, и ей не приходилось теперь смотреть на него снизу вверх, но заглянуть ему в глаза ей что-то мешало. Габриел задумчиво смотрел на перебегающие по дереву язычки пламени.
– Ну? – тихо напомнила она о своем присутствии и о том, что он так и не ответил на ее вопрос.
Он не стал делать вид, что не понимает, о чем она толкует.
– Я уже говорил вам, это дело касается и меня.
– Вы пошли на все эти трудности просто потому, что кто-то запихнул мою разорванную фотографию в один из ваших парашютов? – Он что, думает, она в это поверит? – Вы знали, что это мог быть один из телевизионщиков. Почему же не обсудили этого с Барти Джеймсом, когда увидели его на следующий день? Он бы дал вам список всех, кто там присутствовал.
– А если это сам Барти Джеймс? – предположил Мак. – О таком варианте вы не подумали? – При этих словах она усмехнулась, и он ответил ей тем же. – Возможно, вы правы. Он вряд ли имеет отношение к порче сценического костюма. Но запрашивать у него список его съемочной группы нужды не было. Каждый, кто находился на аэродроме, регистрировался моей охраной, так что у меня есть собственный список. Не хотите просмотреть его? Может, чье-то имя натолкнет вас на какие-нибудь соображения?
– Не исключено.
Ей показалось, что сейчас он и заставит ее заняться проверкой списка, но у него по этому поводу были иные соображения, он отставил бокал и, выбравшись из кресла, предложил:
– Может, мы поужинаем здесь, как говорится, перед камельком?
Нежное тепло совсем разморило ее.
– Прекрасная мысль, – пробормотала она.
Он притащил с другой стороны комнаты низкий столик. Она хотела подняться и предложить помощь по сервировке, но он остановил ее.
– Предоставьте это мне, вы моя гостья.
И только когда Габриел удалился в кухню, она подумала, что он так и не ответил на ее вопрос.
