Приговоренные к любви

порезвиться днем, никому не мешая. А поздно вечером, когда улицы опустеют, я смо­гу выходить с собакой на прогулку.

Тунис, как и большинство арабских городов, — это город кошек. Идущая с глубокой древности традиция обожествления кошек, которые целы­ми стаями шатались по городу, никого и ничего не боясь, в последнее время немного пошатну­лась. В Тунисе стало модным держать собак.

Около моего жилища был большой парк, который назывался Бельведер. Там я часто встре­чала местных жителей, ведущих на поводке своих питомцев. Среди них было много собак крупных пород. Доминировали овчарки. Прежнее отноше­ние страха и брезгливости к этим животным уступало месту их культивированию. Таким об­разом, я могла рассчитывать, что и появление ньюфаундленда никого не удивит и не вызовет ни у кого возмущения.

Дальнейшие события, произошедшие со мной, показали, насколько я ошибалась. Мы с Джоном успели только распаковать мой неза­мысловатый багаж, как раздался звонок в дверь. Кто-то пришел нас навестить. По соседству со мной проживало много сотрудников консуль­ства, поэтому известие о чьем-то приходе меня не удивило. С радостью я распахнула дверь, ожи­дая увидеть кого-нибудь из своих знакомых.

Моей визитершей оказалась квартирная хо­зяйка. Она с семьей жила подо мною, занимая два этажа виллы и имея большой участок зем­ли, полностью выложенный метлахской плит­кой. Меня, привыкшую к традиции моей роди­ны создавать прелестные садовые ландшафты даже на крошечных участках земли, это удивля­ло. Зачем иметь еще одну комнату под откры­тым небом, абсолютно незащищенную от паля­щих лучей солнца жарким летним днем? Куда лучше, по моим представлениям, было бы по­садить деревья, которые создавали бы кружев­ную тень и служили отрадой для глаз. Но, впро­чем, это дело личного вкуса и пристрастий ма­дам Айши бен Салям, в которые я не имела права и желания вмешиваться.

Сейчас эта особа небольшого роста, полная, с пушистыми каштановыми волосами, собран­ными в строгий узел на затылке, с приятными вежливыми манерами и всегда одевающаяся по европейской моде, стояла предо мной.

— Здравствуйте, мадемуазель Джонсон. Рада вас видеть. Вы благополучно долетели?

Я молча кивнула. Что-то в мягком тоне хо­зяйки, продолжающей говорить любезности, меня насторожило. Мне показалось, что ее се­годняшнее появление не просто акт вежливос­ти. Я не ошиблась. Покончив с дежурной частью визита, мадам Айша бен Салям перешла к ис­тинной цели своего посещения:

— Мадемуазель Джонсон, мне придется вас огорчить. Если вы намерены оставить здесь ог­ромного черного зверя, которого вы привезли с собой, вам придется подыскать себе другое место проживания. В договоре, заключенном с вашим консульством, специально оговаривает­ся отсутствие животных у проживающих в моей вилле, кроме кошек и птичек, которых держать не возбраняется. Но собака... Я не могу оставить ее. Так что, мадемуазель Джонсон, немедленно избавьтесь от нее.

— Но... — Я взволнованно дышала, не зная, как и чем умилостивить хозяйку.

— Нет, мадемуазель Джонсон, я не тороплю. Вы можете остаться здесь до тех пор, пока не подыщете квартиру...

Я облегченно вздохнула — все-таки мадам Айша дает мне возможность спокойно решить проблему — и принялась благодарить милую женщину:

— Спасибо, большое спасибо...

Хозяйка не стала выслушивать мое сбивчи­вое бормотание и твердым голосом закончила начатую фразу:

— Но собака должна быть куда-нибудь отправ­лена сегодня же.

Вся надежда на благоприятный исход дела испарилась.

Мило улыбнувшись, безжалостная женщина откланялась.

Мне следовало бы сосредоточить свои уси­лия на неожиданно возникшей проблеме, но мои мысли потекли совсем в другом направлении.

Собака — друг человека. Животные делают людей добрее. В семье, где есть дети, наличие собаки необходимо, и мадам Айша, имеющая двух сыновей, просто обязана завести собаку. Мой Джон — лучший вариант решения этой проблемы. Ньюфаундленд только с виду страшная собака. На самом деле эта порода отличается добротой и дружелюбием. Она идеально подхо­дит для игр мальчикам двенадцати и десяти лет. Они могли бы приходить ко мне во дворик и общаться с Джоном.

Я шагала из угла в угол квартиры и энергич­но доказывала воображаемой мадам Айше при­носимую Джоном пользу. Я настолько вошла в роль, что стала говорить вслух. Моя речь пре­красно сошла бы за доклад в Обществе защиты животных или на съезде врачей-психоаналити­ков, специализирующихся на лечении детей, но в данный момент она была абсолютно беспо­лезной. Я доказывала то, что в доказательстве не нуждается, и попусту теряла время.

Джон сидел в углу и внимательно следил за моими передвижениями. Потом он, видимо обес­ покоенный моей громкой защитной речью, по­дошел ко мне и подставил под руку свою ог­ромную лохматую голову. Чем кричать, лучше почеши мне за ушами — говорило выражение его морды. Я подчинилась.

Поглаживание собаки немного меня успоко­ило, а мысли приняли другое направление. При­дется звонить Дороти. Она единственная — и в силу своего характера, и по положению, — кто способен мне помочь.

Вернувшись в Тунис, мне хотелось отдалить встречу с ней. Возможно, со временем содеян­ное мною на помолвке Роберта забудется и До­роти сможет отнестись к нему как к смешному происшествию. Судьба же снова преподнесла мне подарок. Когда-то в одной из книг я вычитала, что жизнь — это не поле из цветов: в ней встречаются и колючие кустарники. Сейчас мне ка­залось, что моя жизнь — это сплошные заросли кактусов и верблюжьей колючки. Я надеялась, что в конце концов окажусь хотя бы в ельнике, который, как известно, тоже особой нежнос­тью своих иголок не отличается. Но это суждено мне, видимо, только на склоне лет.

— Дороти, это Джейн. Здравствуйте, мэм. Микки благополучно доставлен, а я вернулась в Тунис с Джоном.

— Поздравляю! Рада буду с ним...

— Правда? — не очень вежливо перебила я Дороти. — Я еду с ним к вам.

Как хорошо иметь человека, понимающего тебя с полуслова, с полунамека! Дороти — са­мая восхитительная женщина на свете. Она обя­зательно что-нибудь придумает. Жизнь снова за­играла для меня яркими красками. У меня еще все будет прекрасно.

Такси остановилось почти сразу же, стоило мне помахать рукой. Присутствие Джона не сму­тило водителя. Как я поняла чуть позже, за ру­лем сидел мой двойник по духу.

Не успели мы с Джоном устроиться на си­денье машины, как шофер озадачил меня воп­росом:

— Мадемуазель, у вашей собаки скоро будут щенки?

Пока я обдумывала, как благовоспитанно объяснить шоферу пол Джона, он продолжил:

— Когда родятся щенки, могу я попросить у вас, мадемуазель, одного для себя? Я готов зап­латить большие деньги, чтобы иметь чистокров­ного пуделя.

Мне показалось, что Джон фыркнул, или это я издала такой звук? Если у ньюфаундлен­да мужского пола родятся щенки — это будет сенсация, а если появятся чистокровные ма­ленькие пуделята, то это потрясет весь науч­ный мир. Джон будет ездить по всему свету, его будут показывать как необыкновенного представителя собачьего племени. И ему, и мне как его хозяйке безбедное существование бу­дет обеспечено до конца наших дней. Да и жизнь его пуделят окажется сплошным празд­ником.

Шофер был настойчив в своем желании иметь чистопородного пуделя. Мне пришлось пообе­щать, что сразу же, как произойдет это счаст­ливое событие у Джона, я продам щеночка но­воявленному кинологу, по совместительству работающему водителем такси.

Дороти не проявила и доли той радости, на которую я рассчитывала после телефонного раз­говора. Она сухо поздоровалась и не обратила внимания на стоящего рядом со мной Джона. Ее глаза внимательно смотрели куда-то за мою спину, словно ожидая появления кого-то еще, кого-то, кто немного замешкался и вот-вот сту­пит на территорию виллы.

— А где Джон? — холодно поинтересовалась она.

До меня неожиданно дошел смысл состояв­шегося с Дороти разговора. Я же ни словом не