старой леди и вымолила оставить ей что-нибудь в наследство. Мотивировать свою просьбу Алекс смогла бы: она, бедная сирота, не хочет вызывать насмешек, выходя замуж за Клиффорда. Его бабушка, воспитанная еще в давние времена, могла клюнуть на приманку и обеспечить бесприданницу жирным куском.
Иногда Уайдлер думал, что Алекс сыграла на мистических чувствах бабушки. Она убедила старую леди, что над Кардилайн-хаузом тяготеет проклятие. Историю семьи лорда Кардилайна Алекс могла узнать, когда отдыхала здесь. Недаром она присылала к нему полицейского узнать все поподробнее. Вероятно, она плела сеть еще какой-нибудь интриги и ее появление в поместье не было случайностью. Но как она могла предположить, что он, Уайдлер, выберет ее в качестве невесты и что сам спектакль будет разыгрываться? Уайдлер опять стал обдумывать причины, по которым его бабушка включила Алекс в состав наследников. Неожиданно ему пришло в голову, что он во всех своих гипотезах исходит из виновности Алекс. А что, если она ни при чем? Если она, как и утверждает, не подозревала о желании Сары оставить ей Кардилайн-хауз и акции банка?
Мысль о том, что бабушка находилась в умственном расстройстве, была давно отброшена Клиффордом. Сара Брентон специально прошла медицинское освидетельствование, чтобы никто не сомневался в ее здравом уме. Да, будь Алекс хитрее змеи и являясь агентом и контрагентом всех разведок мира, ей никогда не удалось бы справиться с Сарой!
— Приданое, приданое… — как в трансе бормотал Клифф.
Разве могла его бабушка попасться на такую ерунду? Сара Брентон никогда не была сентиментальной дурочкой, не была она и помешанной на мистике особой.
— Вам придется выбирать: мой внук или мнение других! — вот чтобы заявила бабушка Алекс, если бы та плела сеть, надавливая на свое сиротское происхождение.
А приведения, проклятия… Да будь их полчища, все они, вместе взятые, не остановили бы Сару. Его бабушка смогла, получив в наследство одни долги мужа, не только выдержать и стать на ноги, но создать целую империю, его «Брентон-корпорейшен». Никто и ничто не могло ее обмануть. Если Сара Брентон так поступила, значит, у нее были на то причины, и он, Клиффорд, их найдет. Если вина Алекс будет доказана, то он сумеет вырвать эту змею из своего сердца и разделаться с ней. Но искать причины, побудившие его бабушку сделать такое завещание, он будет, исходя из невиновности Алекс. Пусть она будет счастлива со своим полицейским. Вступив на путь возвращения Алекс положительных качеств, Клиффорд уже не мог остановиться. Лавры злодейки спадали с нее как листья с дерева, гонимые осенним ветром.
Оглядев огромное количество посуды, испачканной всякой дребеденью, которая вошла в моду в богемных кругах и вчера подавалась у Алекс, как считал Клиффорд, по совету миссис Монрибу, он вздохнул. Вероятно, придет уборщица, но он сомневался, что кто-нибудь согласится перемыть гору грязной посуды в крошечной раковине, пригодной разве что для нескольких микроскопических чашечек. Ему стало жаль Алекс. Засучив рукава смокинга, после ночи с Лулу пригодного только для Армии спасения, Клиффорд принялся за дело.
Он перемыл почти всю посуду, когда услышал неуверенные шаги. Через минуту в комнате появилась Алекс. Одетая в тонкий халатик, она дрожала от холода. Клиффорд ощутил в сердце щемящую нежность при виде замерзшей фигурки, остановившейся на пороге кухни. Он подошел, накинул ей на плечи свой подванивающий собакой смокинг и чуть ли не насильно усадил за стойку. Он налил Алекс горячего кофе и поставил еще одну джезву в раскаленный песок. Собаки сразу же как вошли, так и отправились к своим мискам. Сейчас оттуда доносилось громкое чавканье.
— Разве можно выходить в холодную погоду в такой легкой одежде и так надолго?
— А ты еще не уехал? Вернулся? Забыл что-нибудь? — невпопад спросила Алекс.
— Да. Забыл. Только не что-то, а кого-то. Я же знал, что ты вернешься настоящей ледышкой, и не мог лишить тебя чашечки горячего кофе. И я никуда не уезжал.
Алекс била дрожь. Она никак не могла согреться. Клиффорд обнял ее, прижал к своему горячему телу. Ее тут же охватило приятное тепло. Она могла блаженствовать в объятиях Уайдлера вечно. Клиффорд в свою очередь почувствовал, что мог бы баюкать Алекс всю жизнь. Им обоим было так хорошо, что время для них остановилось. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Они согласны были остаться в настоящем навсегда.
Первым опомнился Уайдлер. Каким бы ни казался Дик ему, Клиффорду, он не будет разбивать жизнь Алекс. Пусть, с его точки зрения, выбор не удачен, но он не тот человек, который имеет право давать советы. Клиффорд разомкнул объятия. Еще чуть-чуть, и все его благие намерения рухнут. Нежность переполняла его сердце. Но он боялся помешать счастью любимой им женщины.
Алекс со своей стороны тоже знала, что мужчина, сжимающий ее в данный момент в объятиях, ей не принадлежит. У нее нет прав на него, они все принадлежат Грейс. Но Алекс любит его и поэтому желает своему любимому счастья. Ради него она согласна отойти в сторонку.
Уайдлер выпустил ее из тесного кольца своих рук. Алекс так сладостно было в его объятиях, что она вздрогнула от разочарования. Она не могла вспомнить ни одну из душеспасительных мыслей, которые ночью одолевали ее. Не рассуждая, она всем телом прижалась к Клиффорду, стремясь хоть на мгновение продлить волшебство обволакивающей ее атмосферы.
Ощутив машинальное движение Алекс, недвусмысленно показывающее, что ей не хочется с ним расставаться, Клиффорд забыл обо всем. Все его трезвые рассуждения рассыпались в прах. И вот уже его пальцы касаются выпуклости ее груди. Он видит изгиб ее точеной шеи под густой копной волос, четкую линию подбородка. Взгляд скользит дальше и останавливается на полных алых губах. Они слегка приоткрыты, и у него перехватывает дыхание. Губы его потянулись к ее губам и осторожно коснулись их, потом более уверенно. Она не сопротивлялась, приникла к его груди, а он принялся медленно пить нектар с ее губ. Самозабвенный ответ Алекс пробудил в его душе бурю чувств. Ему не нужен никто, кроме этой женщины. Он еще сильнее стиснул Алекс в своих объятиях, а его губы отправились в увлекательнейшее путешествие по шелковистой коже, и они оба погрузились в волшебную сказку. Все преграды рухнули, и им показалось, что они всегда принадлежали и вечно будут принадлежать друг другу.
Чувственная прелюдия любви затягивала их в свою цепкую и сладкую паутину. С плохо сдерживаемым нетерпением Клиффорд прошептал между захватывающими дух поцелуями:
— Пойдем в ту зеленую спальню.
Алекс, сгорающая от желания принадлежать Клиффорду, судорожно кивнула. Он подхватил ее на руки и понес. Войдя в спальню, он уложил Алекс на кровать и зарылся лицом в сверкающие огнем рыжие волосы, разметавшиеся по темно-зеленому шелку постельного белья. Он вдыхал запах слегка терпких духов, и опять щемящая нежность, которую он не чувствовал ни к одной женщине, стальным обручем сдавила его сердце.
Он не должен ее касаться, она не принадлежит ему, твердил ему внутренний голос. Алекс шевельнулась, притягивая его к себе. Она одной рукой обхватила его за шею, а другой — нежно водила по его груди. Голос внутри Клиффорда приказывал ему остановиться. Он не должен поддаваться хмельному безумию. Она сама не осознает, что делает. Он не имеет права ее провоцировать. Его тело медленно плавилось на адском костре желания.
— В последний раз, — прошептал он, то ли обращаясь к Алекс, то ли отвечая внутреннему голосу. — В последний раз, — повторил он.
Больше сдерживаться он не мог. Его губы покрывали поцелуями каждый дюйм ее тела. От мучительно-сладостного нетерпения у Алекс останавливалось дыхание. Страсть опалила ее, и она поплыла в поднимающих ее ввысь воздушных потоках.
— В последний раз, — едва прошептали ее губы, машинально повторяющие слова Клиффорда.
Алекс забылась в охватившем их накале чувственности. В ней не осталось ни мыслей, ни чувств, одно только страстное желание принадлежать Клиффорду.
— Скорей! Я больше не могу ждать, — закричала она, не выдержав нарастающего в ней нетерпения, и Клиффорд пошел ей навстречу.
Оба впали в почти хмельное беспамятство и забылись в горячечном бреду. Они физически так подходили друг другу, что дуэт их тел звучал как оркестр, исполняющий мощную симфонию жизни. В их ушах звучали и рвущиеся ввысь звуки скрипичных струн, и тревожная дробь барабанов, и победный гром литавр. Полные страсти тела ликовали и… дрожали от страха, что могут хотя бы на мгновение разлучиться.
