которых медицина совершенно бессильна.
– Природа, господин Ничке, природа – вот она, наша неиссякаемая аптека. Если бы не травы, я со своим желудком уже давно был бы на том свете. Но я еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году познакомился на фронте с одним эльзасцем, который научил меня разбираться в травах. Если бы вы только знали, что это был за человек! К сожалению, он в тысяча девятьсот семнадцатом году погиб под Аррасом. Как сейчас помню, это случилось в чудесный апрельский день. После него достался мне блокнот с рецептами лекарств из трав. Я его берегу, как Евангелие. Как-нибудь покажу вам.
– А я, господин Копф, предпочитаю, чтобы в случае воспаления легких меня лечили пенициллином, а не лекарственными травами…
– Ага, вот вы и попались! А что такое пенициллин?
– Кто его знает? Кажется, какой-то грибок.
– А гриб, господин Ничке, растение.
– Вы правы, – согласился Ничке; в ботанике он был не очень силен. – Ну, тогда давайте закурим эту травку! – сказал он, доставая папиросы.
– Благодарю вас, я не буду.
– А вам не помешает, если я закурю?
– Курите сколько угодно, раз уж вам своего здоровья не жаль. Эта травка, к сожалению, ядовитая. Бывают и такие. Посмотрите, где-то там должна быть пепельница!
Ничке отправился на розыски пепельницы в указанном Копфом направлении, и, поскольку ею редко пользовались в этом доме, он обнаружил ее в самом неожиданном месте – где-то за занавеской, на подоконнике. Впрочем, это была не совсем обычная пепельница. Она была сделана из рассеченной вдоль артиллерийской гильзы и украшена венчиком из винтовочных и пистолетных пуль различного калибра. Ничке лишь по окурку сигары догадался о назначении этого странного предмета.
– Что за удивительная пепельница, – сказал он, снова усаживаясь на стуле у постели больного.
– Это я от скуки сделал в тысяча девятьсот пятнадцатом году, под Френом.
– Неужели под Френом было так скучно?
– Когда там бывало затишье, это было настоящее затишье, иногда оно длилось целую неделю. Но когда начинались бои, это уже был сущий ад.
И это все, что он мог сказать о битвах во Франции, о битвах, вписавших славные страницы в историю немецкого оружия? Ничке знал о них по литературе и по рассказам. Ад – да, такое определение повторялось в каждой книге и в каждом воспоминании. Но, судя по тому, что Ничке знал о тех временах, это было, пожалуй, похуже ада. Люди утопали по пояс в грязи, перемешанной с кровью и испражнениями, и зарывались, как черви, в исковерканную артиллерийскими снарядами землю, в которой человеческие кости смешались с человеческим мясом, мозгами, внутренностями. Но у самого Ничке было совсем другое представление о битвах во Франции; они казались ему чем-то необыкновенно возвышенным и вместе с тем отвратительным, так и хотелось сказать, нужник героев! А этот от скуки мастерил пепельницы! Интересно все же, что он за человек, что у него за душой?
– А может, вы все-таки не откажетесь от рюмки вина и кусочка торта? – спросил Ничке.
– Нет, торт ни в коем случае. А какое, простите, вино?
– Красное, хорошее.
– Ну что ж, могу только пригубить за компанию, – сказал Копф. Он спустил ноги с кровати и попытался найти домашние туфли.
Ничке взял его за руку и заставил снова лечь. Он склонился над ним и тихо, заговорщицким тоном произнес:
– В каждом порядочном немецком доме есть кухня, верно?
– Есть…
– А в каждой кухне должен быть буфет.
– Есть и буфет, господин Ничке…
– А в буфете тарелки, тарелочки, рюмки и так далее, словом, все, что полагается…
– Вы очень любезны, господин Ничке, – прошептал Копф, осклабившись, однако выражение лица у него было несколько озабоченное.
– Положитесь на меня и лежите спокойно, хорошо?
Ничке направился на кухню и в старом дубовом буфете со множеством всевозможных украшений, ящиков и отделений легко нашел все, что надо. Кухня была оборудована богато, хотя и старомодно – кто же теперь пользуется ручными кофейными мельницами, ступками, метелочками! Все содержалось в чистоте, блестело и сверкало, из чего можно было заключить, что у госпожи Циммер такая же страсть к чистоте и порядку, как у госпожи Рауш. Одно лишь здесь было неприятно – запах. Казалось, будто где-то гниет картошка и кислая капуста. Вернувшись в комнату, Ничке откупорил бутылку и наполнил рюмки.
– Ну, за ваше здоровье, дорогой сосед! За ваше скорейшее выздоровление. Ведь время идет, а раоота в саду стоит!
– За ваше здоровье, дорогой господин Ничке.
Копф едва пригубил рюмку, Ничке выпил до дна.
– А где вы обедаете? Я не заметил, чтобы вы ходили в ресторан.
– Я не питаюсь в ресторанах. С моей диетой это было бы сложно. К тому же, люблю точно знать, что я ем.
