Дворецкий покачал головой.
— А где же мы достанем денег для уплаты армянину?
— Неужели мы еще не получили дани с моих болгарских поместий? — сказал запальчиво паша. — Сейчас распорядись о том, чтобы старшин били по пятам до тех пор, пока я не получу всей суммы. Негодные собаки! Посмотри, какие дукаты надевают их жены и дочери по праздникам! А для паши нет денег! Да, пожалуй, продай на рынке тех трех рабынь, о которых я тебе говорил вчера. Они уже так стары, что годятся разве для какого-нибудь купца или ремесленника: им не место в моем гареме.
В объявленный день в загородном доме Решид-паши собралось множество гостей. Кроме турок прибыли многие из чиновников английского посольства и вновь назначенный французский посол де Ла- Кур[19] со своею свитой.
Лорд Стратфорд к обеду не явился. Он прислал уведомление, что приедет только вечером.
Де Ла-Кур, честолюбивый и высокомерный француз, был вполне уверен, что пиршество дается специально в честь его приезда. На самом деле Решид-паша был весьма огорчен отсутствием лорда Стратфорда, но, конечно, не подал и виду и уверял де Ла-Кура, что этот день счастливейший в его жизни. Де. Ла-Кур говорил без умолку, весьма довольный привычкою турок молча курить чубуки и слушать гостя.
К четырем часам был подан обед в полуевропейском, полутурецком вкусе. Для европейцев посуда была серебряная, для турок — фаянсовая. Перед приборами европейцев не было бутылок с винами во избежание злых толков. Вместо того ловкие слуги подавали стаканы с винами и с шербетом такого же цвета, причем вина подавались европейцам, а шербет — туркам, хотя вообще не принято подавать шербет за обедом. Вилки и ножи лежали у каждого прибора из внимания к европейскому обычаю, запрещающему есть руками. Забавно было видеть, как иной старый турок пыхтел, тыкая вилкой, пока наконец его не прошибал пот, и затем украдкой начинал есть руками. Всего было подано до двадцати блюд, в том числе неизменный пилав. Само собою разумеется, что ни одна женщина не осквернила своим присутствием этой трапезы.
После обеда сели курить. Мальчишки-чубуки искусно подавали зажженные трубки. Затем паша увеселял своих гостей пляскою красивых мальчиков. Французы неистово аплодировали и кричали 'браво'. Англичане стучали ногами и чубуками. Турки, если можно так выразиться, превратились в зрение, следя за сладострастными движениями танцоров.
Поздно вечером, когда гости стали разъезжаться, прибыл наконец лорд Стратфорд.
— Да будет благословен Аллах, приводящий ко мне такого гостя, — сказал по-французски Решид- паша, отводя британского посла в сторону. — Я уже говорил с де Ла-Куром. Он обнадеживает меня, уверяя, что Франция не ограничится словами. Но мне что-то плохо верится… Я надеюсь только на милость Аллаха и на вас.
Затем Решид-паша попросил лорда Стратфорда удалиться с ним в соседнюю комнату и показал британскому послу последнюю ноту Меншикова. В этой ноте Меншиков приглашал Порту отложить в сторону всякие колебания и недоверие, 'оскорбительное для достоинства и благородных чувств государя императора', и заявил, что, если Решид-паша не даст ответа на требования России до следующего вторника, он сочтет это оскорблением своему правительству.
— Неужели вы, паша, еще не привыкли к русским угрозам?! — сказал лорд Стратфорд. — Вы старый дипломат и должны быть знакомы с обычными приемами русской дипломатии. Она угрожает, пока видит слабость, и уступает, встречая сколько-нибудь деятельный отпор. Советую вам оставаться по-прежнему учтивым, но непреклонным и желаю, чтобы в глазах всей Европы Турция оказалась страной, обладающей терпением и кротостью ангела, но вместе с тем и дьявольским упрямством.
Последние слова лорд произнес, ковыряя во рту зубочисткой, которую достал из бокового кармана, потом сел на софу, положив одну ногу на другую, и закурил вместо чубука сигару.
— Я также состою в переписке с этим русским медведем, — сказал лорд. Он написал мне недавно, что терпение России истощилось и что он не может хладнокровно подчиниться второстепенной роли, к которой низведено русское посольство благодаря моему прибытию сюда. Я написал ему в ответ очень любезное письмо, указав, что он уклоняется от тех начал справедливости и умеренности, которые всегда отличали царствование императора Николая.
— Вашими устами говорит сама мудрость! — воскликнул паша. — У нас все высоко чтут русского императора. Мы уверены, что князь превзошел данные ему полномочия. Но все же дайте нам совет!
— Я дам вам совет, — сказал англичанин, продолжая ковырять в зубах, но с условием: вы не должны от меня скрывать ничего. Я знаю, что Меншиков давно предлагал вам союз с Россией, если вы откажетесь от дружбы с Англией. Вы видите, что скрывать от меня что-либо бесполезно и даже вредно для самой Порты.
Паша поклялся, что более о союзе с Россией не было речи и что, наоборот, Меншиков с каждым днем принимает все более угрожающий тон и даже намекает на возможность перехода русской армии через Дунай.
— Если дело зашло так далеко, — сказал лорд, — я могу посоветовать вам лишь одно. Начните с Меншиковым переговоры относительно его новых требований, а тем временем пусть ваш государь сделает от себя все, что необходимо для действительного обеспечения интересов всех его христианских подданных. У вас дурная администрация, об этом я говорил не раз.
— Вы знаете, милорд, — воскликнул Решид-паша, — мои убеждения по этому вопросу! Я всегда напоминаю своему повелителю стих Корана, в котором сказано: 'Всякий, исполняющий заповеди Бога, будь он даже не мусульманин, достоин названия праведника'.
— Теперь требуется с вашей стороны полное хладнокровие, — сказал лорд Стратфорд.
В это время подул сильный ветер сквозь открытые окна и чуть не загасил свечей, освещавших комнату. Под самыми окнами шумели волны Босфора, так близко, что с порывом ветра влетели в комнату брызги морской пены.
— Слышите плеск волн? — сказал лорд, высовываясь в окно и любуясь чудным видом. — Этот шум должен вам напоминать, мой дорогой паша, о существовании английского флага, а до тех пор, пока этот флаг поднят высоко, он не допустит господства России не только в водах Босфора, но и на Черном море. Помните это и будьте тверды, несмотря ни на какие угрозы!
На следующее утро Решид-паша получил от Меншикова гневное письмо с требованием немедленно ответить на его последнюю ноту. Решид-паша просил отсрочки еще на несколько дней по случаю своего недавнего вступления на пост министра и недостаточного знакомства с делом. Меншиков прислал второе письмо, в котором объявил, что более ждать не намерен.
Срок, назначенный самим Решид-пашою, близился к концу, но еще до истечения его Меншиков получил из Петербурга новые депеши.
Сказать правду, в Петербурге имели довольно смутное представление о действиях Меншикова. Сам князь не мог не сознавать, что, например, его требование для России права сменять константинопольских патриархов выходит за пределы данных ему инструкций. С другой стороны, в Петербурге желали, чтобы Меншиков прекратил всякие переговоры с британским посольством. Меншиков отлично видел, что это невозможно, так как турецкие министры лишь повторяли то, что им подсказывал лорд Стратфорд.
Прочитав депеши из Петербурга, князь глубоко вздохнул. Он уже собирался сочинить очередную ноту, как вдруг вошел чиновник с новым пакетом. Князь распечатал, прочел. Лицо его исказилось от гнева. Действительно, было от чего рассердиться: Решид-паша в утонченно льстивых выражениях уведомил князя, что турецкий Диван большинством, сорок два голоса против трех, отверг проект, предложенный Меншиковым для подписи султана.
Итак, несмотря на то что Меншиков вопреки воле государя согласился на предварительный просмотр проекта лордом Стратфордом, несмотря на сделанные им уступки и на уничтожение пункта относительно константинопольских патриархов, несмотря на уничтожение самого выражения: 'религиозное протекторство', — все было проиграно. Порта отвергла' всякое соглашение, имеющее характер договора с Россией, хотя и не отказывалась подтвердить некоторые привилегии, издревле принадлежавшие православным подданным Порты. Это было уже слишком. Дипломатическое поприще Меншикова, начавшееся с таким шумом и блеском, грозило окончиться плачевным фиаско.
Оставалось одно: угрожать султану самыми энергичными мерами со стороны России. Меншиков
