Трейси замахала руками, как испуганная курица:
— Не спорь с ним, иначе приключится Б-Е-Д-А.
— Он не посмеет, — заверил Рен, пронзив малыша убийственным взглядом. Тот сунул палец в рот и хихикнул.
Рен вздохнул и сдался.
— Он не сразу привык, но всего за день сообразил, что к чему, и теперь сам просится! — похвасталась Трейси Фабиоле, пока Рен уносил Коннора в ванную. — Наверное, после четверых детей наконец понимаешь, каким образом их легче всего приучить к горшку.
Рен, слышавший все из соседней комнаты, ехидно хмыкнул.
Час незаметно перетек во второй. Появились обжигавшая горло граппа и более легкое винсанто, чтобы обмакивать в него усыпанное фундуком печенье. Ветерок, врывавшийся в открытое окно, заметно посвежел, но Изабел оставила свитер на ферме, когда переносила туда вещи. Поэтому она поднялась и коснулась плеча Рена, оживленно обсуждавшего с Витторио проблемы итальянской политики. Прерванный на полуслове, Рен недовольно поморщился.
— Я иду наверх за одним из твоих свитеров.
Рен рассеянно кивнул и вернулся к разговору.
Хозяйская спальня была обставлена тяжелой темной мебелью, включая резной гардероб, позолоченные зеркала и кровать с четырьмя толстыми столбиками. Вчера вечером они с Реном провели краденый часок между этими столбиками, пока семейка Бриггсов любовалась местными достопримечательностями.
Передернувшись от озноба, она почти смирилась с возможностью стать сексуальной маньячкой. Впрочем, нет. Она помешана не столько на сексе, сколько на Лоренцо Гейдже.
Изабел направилась было к комоду, но тут же застыла, глядя на покрывало. Что это?
Она подошла ближе.
Рен посчитал, что вина с него достаточно, поэтому отказался от граппы. Сегодня он намерен оставаться трезвым, чтобы ночью попробовать новые грязные штучки с доктором Изабел. С некоторых пор над их головами словно тикали гигантские часы, отсчитывая оставшееся у них время. Меньше чем через неделю он должен ехать в Рим на встречу с режиссером, а вскоре уберется отсюда навсегда.
Он поискал Изабел взглядом и вдруг вспомнил, что она поднялась в его спальню позаимствовать свитер.
В мозгу завыла тревожная сирена. Он оттолкнулся от стола и бросился к лестнице.
Изабел узнала шаги в коридоре. У него вполне различимая походка, размеренные шаги, легкие и грациозные для такого высокого мужчины.
Остановившись в дверях, он сунул руки в карманы.
— Нашла свитер?
— Нет еще.
— На бюро лежит серый. — Он шагнул к ней. — Самый маленький из всех, что у меня есть.
Изабел, сжимая в руках сценарий, села на край постели.
— Когда ты это получил?
— Может, лучше возьмешь голубой? Это? Дня два назад. Голубой совсем чистый, а серый я несколько раз надевал.
— Ты ничего не сказал.
— Наверняка сказал.
Рен принялся рыться в ящике.
— Ты не сказал, что получил сценарий.
— На случай, если не заметила, здесь все это время был настоящий сумасшедший дом.
— Не настолько уж сумасшедший.
Рен пожал плечами, вытащил свитер и поискал второй. Изабел провела пальцем по наклейке.
— Почему ты не упомянул о сценарии?
— Да так, много всего было…
— Мы с тобой говорим с утра до вечера. Ты слова не сказал.
— Наверное, не подумал.
— Трудно поверить, тем более что я знаю, как это для тебя важно.
Хотя движение было почти незаметным, казалось, он изотовился к удару.
— Это начинает походить на допрос.
— Ты все твердил, как тебе не терпится прочесть последний вариант сценария. Странно, что ты ничего не упомянул о нем.
— А мне это странным не кажется. Моя работа — дело личное.
— Понятно.
Минутой раньше она с удовольствием вспоминала их постельные игры, но сейчас на душе было тоскливо, а сама себе она казалась дешевкой. Она была женщиной, с которой он спал, — не его другом и даже не подлинной любовницей, потому что настоящие любовники делят друг с другом не только секс.
Он старательно отводил взгляд.
— Ты никогда не любила мои фильмы. Так не все ли тебе равно?
— Нет. Потому что тебе не все равно. Потому что мы говорили об этом. Потому что я рассказываю о своей работе. Выбирай любую причину.
Она отшвырнула сценарий и поднялась.
— Ты делаешь из мухи слона. Я только… Дженкс немного изменил основное направление сценария, вот и все. Я работаю над ним. Ты права, я должен был сказать, но, наверное, не хотел снова заводить эту волынку. Честно говоря, Изабел, я немного устал защищать то, чем зарабатываю на жизнь.
Сначала его гнев, потом угрызения совести, а теперь он пошел в атаку. Классика.
Ей хотелось отомстить, но так достойные отношения не строятся, а ей очень хотелось, чтобы эти отношения были достойными.
— Правильно. Это справедливо. — Она пощупала браслет и прерывисто вздохнула. — Я зря тебя осуждаю. Не мое это дело. Но мне не нравится чувствовать себя совершенно посторонней.
Он закрыл коленом ящик комода.
— Иисусе, ты представляешь все это так, словно… словно между нами… черт!
— Отношения? — Ее ладони мигом стали влажными. — Именно это ты хочешь сказать? Словно между нами какие-то отношения?
— Нет. У нас действительно отношения. Прекрасные. И я этому рад. Но…
— Это всего лишь секс, верно?
— Это ты установила правила, так что нечего валить с больной головы на здоровую.
— Именно это, по-твоему, я сейчас делаю?
— По-моему, ты обращаешься со мной как с одним из своих проклятых пациентов.
Нет, она больше не выдержит. Не сможет спокойно все это выслушивать. Не сможет покорно глотать все, что он ей скормит, а потом жить по своим принципам, в которые так глубоко верила. Он снова прав. Она установила правила и теперь сама же их нарушает. Но эти правила были изобретены целую эмоциональную вечность назад.
Изабел зябко обхватила себя руками.
— Прости. Я действительно лезу не в свое дело.
— Ты просто слишком многого ожидаешь, вот и все. Я не святой, как ты, и никогда им не притворялся, так что давай закончим, ладно?
— Конечно.
Она пошла к двери, но не успела взяться за ручку, как услышала его голос:
— Изабел…
Святая наверняка повернула бы назад и попыталась бы помириться, но она святой не была и поэтому не остановилась.
Рен стоял в дверях, глядя на мраморные статуи в саду, слабо освещенные лунным светом. Все было тихо, если не считать разрывающего сердце пения саксофона Джекстера Гордона, тихо игравшего за спиной. Гарри и Трейси решили провести ночь на вилле, чтобы дать покой Изабел, но они легли спать
