каждый проглоченный кусочек немедленно попросился бы назад.
— Хотите потанцевать? — спросил Ларри больше из жалости к ней, чем из желания встать с дивана. Изабел покачала головой.
Рука Рена легла на ягодицы Саванны. Та откинула голову и приоткрыла рот. Очевидно, большего ободрения не потребовалось, и Рен впился в ее губы.
Изабел была сыта по горло. Спокойно поднявшись, она взяла шаль и, чуть повысив голос, позвала:
— Рен, не уделишь мне несколько минут?
В комнате воцарилось неловкое молчание. Рен неспешно оторвался от губ Саванны.
— Не будь занудой, — процедил он.
— К сожалению, «зануда» — мое второе имя, и это не займет много времени.
Он со скучающим видом поднял бокал, глотнул, поставил на место и чуть пошатнулся.
— Ладно, давай покончим с этим.
Неверными шагами продвигаясь к ведущим на лоджию дверям, он на ходу закурил очередную сигарету, которую она немедленно выхватила у него изо рта, как только они остались одни.
— Эй!
Она затоптала окурок.
— Убивай себя не в моем присутствии.
Рен немедленно воспылал пьяным негодованием:
— Я буду убивать себя, когда и где пожелаю!
— Я очень недовольна тобой.
— Ты недовольна?!
— А ты ожидал, что я буду на седьмом небе? — Она поплотнее закуталась в шаль. — У меня от тебя голова разболелась. И я не смогла проглотить даже ломтика хлеба.
— А мне какое дело? Для этого я слишком пьян.
— Ты не пьян. В твоем бокале был сплошной лед, а каждый раз наливая виски, ты половину расплескивал. Если собираешься уйти от меня, так и скажи, а не увертывайся.
Губы Рена сжались.
— Хорошо, я хочу уйти. Изабел скрипнула зубами.
— Ты сам не знаешь, чего хочешь.
— Кто это сказал?
— Я. И сейчас я, по-видимому, единственная из двоих, кто имеет, пусть самое отдаленное, представление о наших чувствах.
— Да открой ты глаза! — Он ткнул рукой в сторону двери. Слова вылетали, как пули, и каждое разило наповал. — Это и есть моя реальная жизнь. А то, что было в Италии, — это каникулы. И только. Ясно тебе?
— Это не твоя реальная жизнь. Может, и была когда-то, но не сейчас. Ты просто пытаешься заставить меня в это поверить, и зря.
— Я живу в чертовом Лос-Анджелесе! Стоит мне войти в клуб или ресторан, как женщины начинают пихать мне в карманы свои трусики! У меня слишком много денег. Я тщеславен и эгоистичен! Я с радостью продал бы свою бабушку за обложку «Вэнити фэр».
— У тебя также грязный рот. Но никто не идеален. Я тоже могу быть излишне чопорной.
— Чопорной? — Судя по виду, он вот-вот взорвется! Рен шагнул к ней, сжимая кулаки. — Послушай меня, Изабел. Ты воображаешь, будто знаешь все на свете. Ну так вот, как тебе понравится такое? Предположим, ты все просекла. Предположим, я пригласил их сюда, изобразил радушного хозяина, только желая показать тебе, что все кончено? До тебя еще не дошло? Могу повторить. Я пытаюсь избавиться от тебя.
— Очевидно, так. — Она не сумела сдержать предательскую дрожь в голосе. — Вопрос в том, зачем столько церемоний? Почему просто не пожелать мне счастливого пути? Знаешь что? Я думаю, что ты испугался. Ну так вот, я тоже. По-твоему, меня так уж устраивают наши отношения?
— Откуда, черт возьми, мне знать твои мысли? Я совершенно тебя не понимаю. Зато знаю одно: когда сходятся святая и грешник — жди беды.
— Святая? — Этого она не выдержала. — Так вот кем ты меня считаешь? Святой?
— По сравнению со мной уж точно. Ты женщина, которой необходимо все разложить по полочкам. Терпеть не можешь, когда хоть один волосок выбивается из прически. Взгляни на меня! Я — воплощенный хаос. И жизнь моя — сплошное безумие, и мне это нравится.
— Не настолько ты плох.
— Но и не сладкий пирожок, сестричка. Изабел зябко обхватила себя руками.
— Мы небезразличны друг другу, Рен. Можешь сколько угодно отрицать очевидное, но это так. — Ее чувства не постыдны, и она не собирается их принижать! Но все же пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем продолжать. — Я более чем неравнодушна к тебе. Потому что влюбилась. И это меня определенно не радует.
Он и глазом не моргнул.
— Брось, Изабел, не настолько ты глупа, чтобы не понять, что происходит. Какая это любовь? На тебе крупными буквами написано «Спасатель». В твоих глазах я всего лишь объект спасения.
— Неужели? Кого это я призвана спасти? Ты талантлив, образован и знаешь свое дело. Ты один из самых умных людей. И несмотря на «мыльную оперу», которую ты тут устроил, бабником, распутником и наркоманом тебя никак не назвать. Я в жизни не видела тебя пьяным. Ты прекрасно умеешь обращаться с детьми, хотя, нужно сказать, методы твои несколько необычны. У тебя имеются постоянная работа, признание публики и уважение коллег. Даже бывшая жена осталась твоим другом. Если не считать пристрастия к никотину и сквернословию, я не нахожу в тебе ничего ужасного.
— Где тебе! Ты так слепа к недостаткам окружающих, что удивительно, как тебя еще выпускают гулять без поводка.
— К несчастью, ты боишься того, что происходит между нами. И, не желая разобраться, решаешь вести себя как идиот. Советую немедленно отправиться в ванную, прополоскать рот и вычистить зубы, чтобы избавиться от микробов этой женщины. А также следовало бы извиниться перед ней. Она очень несчастна, и нехорошо с твоей стороны использовать ее подобным образом.
— Господи, Изабел, — прошептал он, закрыв глаза. Сквозь тучи на миг прорезалась луна, отбросив на его лицо угловатую тень. У него было измученное лицо человека, потерпевшего поражение.
— Поверь, то, что происходило там, — довольно привычная для меня сцена.
Она подавила порыв коснуться его щеки. Нельзя ничего решить за Рена. Либо он выяснит все для себя сам, либо не захочет тратить время и силы.
— Прости. Я знаю, как тебе опротивела такая жизнь.
Он издал тихий, почти неслышный звук и рывком притянул ее к себе, но она едва ощутила жар его тела, как его руки разжались.
— Завтра я еду в Рим.
— Рим?
— Говард Дженкс уже там. Определяет места натурных съемок. — Он похлопал себя по бедру, очевидно, в поисках сигарет. — Прилетает Оливер Крейг, тот англичанин, что играет Натана, и Дженкс хочет, чтобы мы порепетировали вместе. Примерки костюмов, пробный грим. Я обещал дать пару интервью. Вернусь к празднику.
До праздника была целая неделя.
— Уверена, что Анна это оценит.
— Послушай… — он кивком показал на дом, — ты этого не заслужила. Я просто… нужно было дать тебе понять, вот и все. Мне очень жаль.
И ей тоже. Куда больше, чем он мог представить.
Глава 22
Глаза Трейси наполнились подстегнутыми гормонами слезами.
— Я поблагодарила вас за то, что вернули мне Гарри?
— Несколько раз.
