помятым. Цвет его коротких жестких волос был неопределенным – какая-то запыленная смесь блондина, шатена и рыжего. По виду ему можно было дать сорок с небольшим, хотя ореховые глаза выглядели на миллион лет.
– Откуда вы знаете мое имя? – спросила девушка.
– Я его не знаю.
– Вы назвали меня Хани.
– Так это и есть твое имя?
Глаза у него были добрые, и девушка кивнула:
– Хани Джейн Мун.
– Так вот оно что.
Хани ждала, что мужчина пройдется по поводу ее имени, но он стоял спокойно, ни о чем не спрашивая и просто позволяя себя рассмотреть. Хани понравилось, как он одет: старая джинсовая рубашка, неопределенного цвета брюки, ботинки – все удобное и изрядно поношенное.
– Подойди поближе, – произнес мужчина после небольшой паузы. – Заодно и с мыслями соберешься.
У Хани начала кружиться голова оттого, что она так долго кричала; у нее урчало в желудке, болели пальцы ног.
– Вот это другое дело, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.
Когда он провел ее к нескольким стульям, за которыми находилось некое подобие экрана из светло- голубой бумаги, среди присутствующих раздался ропот, но Хани не обратила на него внимания.
– А не сесть ли нам прямо здесь, Хани? – предложил ее собеседник. – Если не возражаешь, я попрошу парней на время нашего разговора включить камеры.
Джентльмен по имени Росс шагнул вперед.
– Не вижу в этом никакой необходимости.
Спаситель Хани только бросил на него спокойный, холодный взгляд.
– Ты уже неделями занимался этим по-своему, Росс, – произнес он твердым голосом. – И мое терпение истощилось.
Хани подозрительно посмотрела на камеры:
– Зачем нужно включать эти камеры? Вы хотите, чтобы у меня были неприятности с полицией?
Мужчина усмехнулся:
– Полиция придет скорее за мной, чем за тобой, малышка!
– Неужели? С чего бы это?
– Давай-ка лучше я тебя немного поспрашиваю, ладно? – Он кивнул на стул, вовсе не заставляя садиться, а предоставляя ей право выбора. Хани внимательно посмотрела ему в глаза и, не обнаружив там ничего подозрительного, села.
Это было мудрое решение, поскольку ноги ее уже не держали.
– Не скажешь ли мне, сколько тебе лет?
Уже первый вопрос заставил Хани изрядно забеспокоиться. Она внимательно посмотрела на собеседника, стараясь угадать его намерения, но лицо оставалось непроницаемым, как сумка на «молнии».
– Шестнадцать, – призналась она наконец, к собственному удивлению.
– А выглядишь ты скорее лет на двенадцать-тринадцать.
– Я выгляжу мальчишкой, но я ведь не мальчик.
– Мне не кажется, что ты выглядишь мальчиком.
– Правда?
– Конечно. На мой взгляд, ты смышленая и шустрая малышка.
Прежде чем Хани успела спросить собеседника, не покровительствует ли он этим свиньям, сторонникам мужского шовинизма, ей был задан следующий вопрос:
– Откуда ты?
– Из Паксавачи-Каунти, штат Южная Каролина. Живу в парке развлечений на Серебряном озере. В этом парке находятся американские горки «Черный гром». Вы, должно быть, слышали о них. Это самые большие американские горки на всем Юге. А некоторые говорят, что и во всей стране.
– Да нет, кажется, о них я ничего не слышал.
– По правде говоря, может быть, я уже и не живу в парке. На прошлой неделе шериф велел нам убираться.
– Мне очень жаль это слышать.
Его сочувствие показалось Хани столь искренним, что она постепенно рассказала обо всем, что с ними произошло. Поскольку собеседник был так нетребователен и, казалось, деликатно оставлял ей возможность не отвечать на некоторые вопросы, Хани забыла и о находившихся рядом других людях, и о включенных камерах. Забросив ногу на ногу, она машинально потерла рукой болевшие пальцы ног и принялась