– Вы превосходный повар, девочка!
– Вам надо было бы еще попробовать моего жареного цыпленка. Снаружи чисто золотая корочка, но зато внутри…
– Стоп! Хани, вам когда-нибудь приходилось слышать о такой штуке, как холестерин?
– Конечно. Его еще Лиза использует для обесцвечивания волос.
– Думаю, это «Клейрин».
– Ой, я перепутала. – И она невинно улыбнулась. Пока он ел, Хани не давало покоя кое-что из того, что он сказал раньше. И когда он всыпал полную с верхом ложку сахару а свой кофе, она решила, что сейчас самое время спросить его об этом.
– Назовите хоть одного слабохарактерного человека, к которому я привязана.
– Прошу прощения?
– Ну, раньше. Вы еще сказали, что сильным я показываю спину. И что привязываюсь к слабохарактерным. Вот и назовите хоть одного.
– Я говорил это?
– Да, говорили. Кого вы имели в виду?
– Ну… – Он помешал кофе. – Как насчет Эрика для начала?
– Я никогда не привязывалась к Эрику Диллону. И все его поведение кажется мне невыносимым.
– Разумеется, привязались.
– Он же груб и помешан на своей персоне!
– Это вы верно подметили.
– Но зато он очень талантлив. – У нее неожиданно появилось желание вступиться за Эрика.
– И опять вы правы.
– Надо быть чокнутой, чтобы беспокоиться об Эрике Диллоне. Ни за что на свете такой человек, как он, не взглянет второй раз на девушку вроде меня – низенькую злючку с большущим, прямо как у старой прилипалы, ртом.
– А что такое вы говорите о своем рте?
– Да вы только взгляните на него. – Она смутилась. Он внимательно посмотрел на ее губы, и в глазах мелькнула улыбка.
– Хани, масса мужчин посчитали бы, что у вас очень сексапильный рот. Вот если бы вы еще и не болтали так много…
Она посмотрела на него:
– А ну, попробуйте назвать еще хоть кого-нибудь, кроме Эрика Диллона. Наверняка знаю, что вам это не удастся, поскольку я вижу людей насквозь. Меня восхищает сила.
– Это верно?
– Да уж куда вернее.
– Тогда почему же вы, мисс Великий Знаток Людей, прямо-таки горели желанием расположить меня к себе?
Хани видела, что он намеревался сказать это в шутку, но получилось совсем иначе. Едва Дэш произнес эти слова, как лицо его окаменело, и возникшие между ними теплые отношения мгновенно испарились.
Резко оттолкнув чашку, он поднялся:
– Думаю, вам уже пора. У меня есть еще кое-какие дела, которые надо бы успеть сделать сегодня. – За его грубоватостью она разглядела смущение.
Хани тоже встала и последовала за ним через кухню в уютную гостиную. Ее украшали обитая кожей мебель и оправленные в рамки афиши старых фильмов, где снимался Дэш. Когда он проводил ее до входной двери, клацая каблуками сапог по терракотовым плиткам, воздух, казалось, сгустился от натянутости.
Хани не могла допустить, чтобы их день вот так безрадостно закончился. Протянув ладонь, она коснулась его руки и заговорила таким мягким, словно чужим, голосом:
– А вы, Дэш, и есть чуть ли не самый сильный из всех, кого я знаю. Я не шучу.
Обернувшись, он поднял на нее глаза, в которых затаились усталость и горечь поражения:
– Я помню тот день, когда вы назвали меня дряхлым старым пьянчугой.
В ней поднялась удушливая волна стыда.
– Простите меня! Похоже, тогда в меня вселился сам дьявол.
– Но вы же не сказали ничего, кроме правды.
– Не надо. От этого мне ничуть не легче. Уперев руку в бедро, он, казалось, изучал плитки на полу, потом опять поднял глаза на Хани:
– Хани, я алкоголик. Для меня каждый день – это борьба, и большую часть времени я не уверен, долго ли я продержусь. Причем бутылка не единственная моя проблема. Я падок на женщин. Мои дети не выносят
