молчании, пока ее потребность поговорить не одержала верх.
– Как здесь красиво! А сколько у вас земли?
– Она вся была когда-то моей, но потом налоговое управление отхватило изрядный кусок. Очень скоро эта земля станет частью Национального заповедника Санта-Моники. – Он указал куда-то в сторону каньона с отвесными скалами, протянувшегося справа ют них. – Здесь проходила северная граница моей территории, а вон тот ручей, впереди обозначал ее западный край. Летом он пересыхает, но сейчас по- настоящему красив.
– Но все равно у вас же еще много осталось.
– Как вам сказать. Думаю, сколько бы земли человек ни имел, ему всегда будет мало.
– Вы росли на ранчо?
– Где я только не рос!
– Ваша семья много разъезжала?
– Не совсем так.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего особенного.
– Вам самому пришлось много поездить?
– Я уже сказал.
– Но вы же ничего не сказали.
– Так оно и есть.
Он уставился на линию деревьев, росших вдоль ручья. Хани внимательно всмотрелась в его профиль, отметив глубоко посаженные глаза и орлиный нос, высокие скулы и квадратную челюсть. Сейчас он сильно походил на монумент какому-нибудь национальному герою.
Все еще глядя вдаль, он наконец произнес:
– Я живу своей жизнью, Хани. И мне не по душе мысль, что она может стать достоянием всего света.
Она посмотрела на свои руки, лежавшие на передней луке седла.
– Вы думаете, что я все расскажу сценаристам, да?
– Насколько мне известно, такое уже бывало.
– Я и не собиралась им ничего рассказывать. Но просто во мне столько всего накопилось, а у меня нет никого, с кем можно было бы поделиться.
– То, что вы делаете, – это ваше дело, но мои дела касаются меня одного.
– Например, ваши отношения с Лизой.
– Вот именно.
– Да ведь Лиза просто молится, чтобы я рассказала сценаристам, как застала вас вдвоем в пикантной ситуации. – Лиза – девушка самолюбивая.
Она вздохнула:
– Ничего я не расскажу.
– Посмотрим.
Его недоверие рассердило Хани. То, что она когда-то рассказала пару вещей этим писакам, вовсе не значит, что она сплетница.
– Вы ее любите? – спросила Хани.
– Нет, черт побери, нет. Я ее не люблю.
– Так зачем же…
– Господи, Хани, в мире существует такое занятие, как секс для удовольствия.
Он отвернулся, и Хани стало интересно, удалось ли ей и в самом деле поставить его в неловкое положение.
– Это я понимаю. Я просто подумала…
– Вы подумали, что я слишком старый для этого. Угадал? Так вот, ставлю вас в известность, что мне всего сорок один год.
– Вы такой старый?
Голова у него дернулась, и она улыбнулась. Его раздражение улеглось. Хани залюбовалась причудливо раскинувшимися горами. Ее кобыла радостно заржала и повела головой.
– Хотите, Дэш, я сейчас же поклянусь, что все сказанное вами останется во мне?
– Хани, я ценю вашу искренность, но…
– Но вы не уверены, что я сдержу слово. Похоже, я это заслужила. Дело в том… если бы у меня был хоть кто-то, с кем можно было поговорить, мне не пришлось бы все время выворачивать душу перед сценаристами.
